Читаем Правила хорошего тона полностью

Машина мама мне всегда нравилась. Очень милая женщина, спокойная, добрая – типичная мамаша-наседка, и в этом был ее плюс. Безмерная любовь к сыновьям – минус. Папы все-таки должны любить и холить дочек, но строго воспитывать сыновей. Мамы должны с любовью, терпением и пониманием относиться к дочкам, но чуть тверже к сыновьям, чтобы те выросли нормальными членами общества, а не закоренелыми уродами (здесь два острых камня, которые желательно обходить – от обилия безумной любви вырастает законченный эгоист, от слишком жесткого режима – увы, маньяк).

Мне везло относительно того, что ко мне мадам всегда была хорошо расположена. Мы дружно и спокойно попили чай. Я выложила ей часть истории, остальное слегка приукрасила либо отсекла за ненужностью.

Когда вернулась в школу к третьему уроку, дело было улажено. Но я же могла пустить его и в обратный ход, и «друзья мои» это знали, поджидая меня у входа в кабинет информатики.

Все-таки, диктофон – великая вещь! Что бы я без него делала – даже не представляю. Запомните, дорогие, всегда используйте для подстраховки эту чудо-вещицу, иначе делу может быть пшик!

- Ну, как? – накинулся с расспросами нетерпеливый Сверстников.

- Все намази, можешь позвонить своему отцу и…

- И спросить, когда он меня подвесит? – раздраженно перебил Диман.

- Нет, - твердо ответила я, - спросить, как у него дела, и убедиться, что вздергивание тебе не грозит… - мое спокойствие внушало доверие, а может, и нет, подумав, про себя усмехнулась и добавила, - по крайней мере, сегодня.

Горе-алкаш поспешил проверить услышанное. Ковалев стоял тут же и пристально буравил меня взглядом.

- Думаешь, такой взгляд может меня испугать?

- Нет, пытаюсь понять, кто ты…

- …и с чем меня едят? – весело подхватила я.


Правило шестое: Не берите кактус голыми руками, если боитесь уколоться.


До половины четвертого утра соседи сверху были абсолютно уверены, что нашему дому нравится музыка тюремных сидельцев. Я промолчу о том, что мои умненькие дед с бабкой ночевали в этот день у своих друзей в другой части города. Обычно я наслаждалась ночевкой в одиночку с чувством довольной хозяйки. Но тут…! Просто ад…

Тщетно я ворочалась с бока на бок, кровать от этого уютнее не стала. Подушка с торчащими отовсюду перьями враждебно колола несчастную голову.

До официального подъема оставалось два с половиной часа. Шансов уснуть – ноль. Что ж, раз так, то и я в долгу не останусь…

Я честно пыталась пробиться сквозь гигагерцы омерзительных звуков, но впустую. Я стучала и пинала дверь, звонила в звонок. Причем, вместе со мной на лестничной площадке находились и другие соседи любителей «уникальной» музыки.

Часы говорили: «пять утра, вставай и действуй». Не могу не прислушаться к их мольбе.

Встала. Умылась. Сверху ни звука. Переоделась во все черное. Тишина. Сделала пару бутербродиков, сжевала, запив чаем. В кладовке отыскала ящик с инструментами деда, выудила кусачки. Заранее приготовила школьную сумку и оставила ее в прихожей.

Бесшумно вышла из квартиры. Поднялась на этаж выше. Заглянула в короб со счетчиками. Интересно, какой их? Проследила провода от каждого счетчика, а так как они были подписаны номерами квартир, с легкостью вычислила злодеев. Три белых провода. Раз. Два. Три. От каждого отрезала по куску разной длины. Закрыла короб. Вернулась домой.

Кусачки положила на законное место. Провода спрятала в сумку. Надо не забыть их выбросить.

Дело сделано. Авось, сегодня ночь будет спокойной. По крайней мере, пригодной для сна.


Школьное время – самое незабываемое. Во-первых, тут вы проводите десять лет, как минимум, хотя, нет, некоторые только восемь. Как бы то ни было, а продержаться десять лет – подвиг, достойный Геракла. Правда, я не уверена, что полубог смог бы вынести все тяготы жизни русских школяров. В любом случае, школа – своеобразный мир… Мир, который можно сотворить самому.

Сама не знаю, на кой меня занесло в столовую, все равно же редко тут питаюсь. С другой стороны, чай за пятьдесят копеек лишним не бывает. За одним из столов расселись мои однокласснички, среди оных был и Ковалев, прогулявший первые три урока. Смирнова сидела на его коленях. Опять. А он нынче смелее, чем вчера. Исправить легко, да лень пока. Пусть бдительность его притупится окончательно и тогда – бац! – от она… неожиданность! С другой стороны, ожидание казни намного страшнее самой казни… так что, можно и голову не ломать – на кой мне лишние проблемы?

- Эй, Ларина! – окликнул Сверстников, - иди к нам.

Перепутал. Я в недоумении оглядела всю компанию и пошла дальше. Сверстников нетерпеливо прогнал какого-то одинокого парня в паре столиков от основной массы, схватил меня за локоть и силой посадил рядом.

- Поговорить надо, - переместив хватку, крепко держал за запястье, словно я убежать могла.

- Может, отпустишь? – предложила я не самым довольным тоном, - не волнуйся, не сбегу.

Парень нехотя отпустил запястье. Чудо, что я не расплескала чай, который держала в другой руке.

- Как дела? – из-за тридевять земель начал он.

- Ближе к делу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века