Правила колдовства

Гаота закрыла глаза и подумала о том, что не ездила на повозке с того самого страшного дня, когда ее семья отправилась в свой последний путь. На север из морского Нечи в стольный Тэр. Теперь же Гаота движется на юг, навстречу самой себе двухгодичной давности. И ее мать уже никогда не увидит, какой стала ее дочь. И ее сестры не увидят. И ее отец. Интересно, куда отправилась Йока с провожатыми? И как это, убить собственных родителей? Что происходит у убийцы внутри при этом? И что Йока будет делать, когда окажется у себя дома? Будет жить одна? Или уж точно отправится в этот самый проклятый Черный Круг? И кто она? Кто, если ее мощь такова, что она смогла разрушить целую башню? Причем, разрушить ее издали! Или все дело в том, что слишком много сильных амулетов перетаскал в эту башню Скриб? Еще ведь и сетовал не так давно, что заново надо начинать сбор полезных штуковин, заново. Почти все, что удалось из-под развалин, оказалось безнадежно испорчено. Кто она – эта самая Йока? И все-таки как с ней сумел справиться Тис? Или же все дело в том, что ему помогли Мисарта, Олк, Сиона, Фаола, Гантанас и, конечно же, Брайдик? И почему по этому поводу не удается извлечь ни единого слова ни у кого из наставников? От чего они уберегают своих учеников? От важных сведений? Или от ужаса, который должен их охватить при этом? И почему ничего не рассказывает Олк, бормочет всего лишь, что ничего не видел, ничего не соображал, а просто хотел защитить Мисарту, которой в жизни досталось столько всего страшного, что мало кто может такое выдержать, а Мисарта хорошая на самом деле, что бы такое про нее ни думали, и ни говорили. Не тот плох, кто редко улыбается, а тот, кто смеется, когда кому-нибудь плохо.

Интересно, чего такого особенного досталось Мисарте, чтобы сказать, что ей досталось больше, чем тому же Тису? А самой Гаоте досталось мало, что ли? А Йоре? А Дине? Кто ее спас-то тогда на берегу моря, ведь тот же, кто был опекуном и Мисарты? Как его зовут, забыла уже. Да и какая разница?

Все эти мысли наваливались на Гаоту и последовательно, и одновременно, и она даже положила руку на рукоять материнского меча и стала думать о том, как же это так может быть, чтобы меч был выкован в одном мире, оказался в другом и за многие тысячи лет не обратился в прах и ржавчину? И о своей матери, которая была то ли маола, то ли полукровкой маола, но при этом всегда смотрела на своего мужа – простого мисканского лекаря, пусть и довольно искусного в своем ремесле, с такой нежностью, что сердце Гаоты всякий раз словно расцветало от этого взгляда. И эти воспоминания вдруг зазвучали с такой силой, что Гаота заплакала. Заплакала, не открывая глаз. И ее слезы каким-то образом почувствовали Йора и Дина и тут же обняли свою подругу сразу с двух сторон и заплакали вместе с нею. Обняли точно так же, как обнимали ее две ее сестры. Обнимали для того, чтобы утешить, подбодрить, согреть или просто показать, как они ее любят. С этими мыслями Гаота и заснула.

* * *

Проснулась она от возгласа Брока:

– Ничего себе!

Проснулась вместе с подругами, села, развернулась, оперлась руками о мешки, встала на колени и тут же вытаращила глаза. Справа и слева от проселочной дороги, которая почему-то вдруг стала мощеной камнем, паслись овцы и даже стояли какие-то избы, а впереди, там, где почти смыкались скалы Рэмхайнских гор и одинокая Медвежья гора, от которой тянулись крутые увалы тех же Рэмхайнских гор, но уже относящихся к другому их хребту, высилась освещенная вечерним солнцем крепость. Она казалась величественной даже с ее тыльной стороны, хотя, конечно же не могла сравниться со Стеблями. Но ее вторая стена была выше, чем тыльная стена Стеблей, а башни массивнее, чем та же разрушенная тюремная башня. И все они – и тыльная стена, и четыре башни при этой тыльной стене, и более высокие и мощные башни главной стены, и надвратный бастион – все они были выбелены до цвета свежевыпавшего снега.

– Святые боги, – пробормотала Йора. – Белая Тень. Восстановили!

– Почти, – отозвалась Деора. – Работы еще полно, но крепостишка получилась ничего так. Солидная. Хотя и маленькая.

Вскоре лошади дотащили повозку до первых ворот, возле которых Деора перекинулась несколькими фразами с молодыми стражниками, у которых не было никаких особых знаков ни одного из королевств, затем телега проехала поочередно через четыре проездных двора, последний из которых совпадал с главными воротами крепости, и вскоре уже скрипела по крутому каменному мосту, под которым сверкала бурными струями Каменка, а за которым образовалась уже целая деревня, во всяком случае торжище в ней имелось, но не только торжище, а и трактир, и постоялый двор, и загон для лошадей с зеленой травой, и кузница, и пекарня, и скотные дворы и что-то еще, что образуется во всяком месте, где человек собирается жить долго, счастливо и намеревается делиться своим счастьем с каждым проезжающим или следующим мимо него по своим делам.

– Не могу поверить, – бормотал, озираясь, Олк. – Неужели сам король Сиуина позволил это возводить на своих землях?