Правила крови

Я знаю, что мое предложение не содержало условия предварительного уведомления, ни за день, ни даже за час. Это значит, что жаловаться я не могу. Джуд лежит на диване, очень красивая в своем синем шелковом халате, а Пол расположился рядом и — что довольно странно — держит ее за руку. Он не спрашивает, что случилось, но, по всей видимости, предполагает простуду. Я готовлю ленч для всех нас и роюсь в вечной мерзлоте морозильника, пытаясь добыть что-нибудь на ужин. Джуд пока не может выходить из дома, а Пол, похоже, остается у нас. Ему хочется поговорить о конце наследственного пэрства и о том, что я чувствовал в свой последний день в Парламенте. Я даю ему экземпляр официальной стенограммы заседания и признаюсь, что был не там, а здесь, дома, ухаживал за Джуд.

Пол, похоже, переметнувшийся в лагерь сторонников наследственного пэрства, не понимает, как я мог не пойти на последнее заседание по такой причине.

— Просто потому, что у твоей жены простуда?

Наверное, Джуд думает, что защищает меня, и она действительно так думает, но я предпочел бы, чтобы она молчала.

— У меня не простуда, а угроза выкидыша.

Пол молчит, но густо краснеет.

— Пол, — говорит Джуд. — Мы хотим ребенка. Это серьезно. Я буду считать свою жизнь неудавшейся, если не смогу родить. Ты можешь хотя бы попытаться понять?

Пол снова держал Джуд за руку, но теперь отпускает, и что-то в его лице подсказывает мне, что он больше никогда не захочет взять ее за руку, больше никогда не захочет ее поцеловать. Он поворачивается ко мне.

— На самом деле я пришел для того, чтобы взять у тебя одну вещь. Мантию моего прапрадеда. Думаю, теперь, когда тебя исключили, я могу это сделать. Тебе она больше не понадобится.

Джуд ловит мой взгляд, но выражение ее лица не меняется.

— Зачем тебе мантия?

— Просто так. — Пол похож на ребенка, который требует какую-то новую, непривычную еду, но не объясняет причины.

— Я ее продал, — сообщаю я. — Пожизненному пэру. Она была довольно жалкой.

Пол в ярости. Его лицо становится еще краснее.

— Жалок твой поступок. Она не твоя, чтобы ее продавать, она принадлежит семье. Когда-нибудь она перешла бы к моему сыну, а потом — к его сыну.

Это первое упоминание о его гипотетических детях. Бесполезно защищать себя или продажу мантии, особенно если учесть, что уже жалею о своем поступке — нужно было сначала посоветоваться с ним. Джуд, которая никогда не вмешивается в наши перепалки, теперь отступает от этого правила и говорит, что всегда считала его марксистом, презирающим то, что она называет «внешними атрибутами аристократии».

Ссоры обычно поднимают настроение Пола, даже веселят его, но не в этот раз. Вид у него такой же, как в пятилетнем возрасте, когда ему не разрешали взять еще один кусочек шоколадного торта. Он объявляет, что пойдет навестить приятелей на Лэдброук-Гроув и не знает, вернется к нам вечером или нет. Я спрашиваю, обращаясь к Джуд, наступят ли когда-нибудь времена, когда мы с сыном сможем вести себя как цивилизованные люди, поговорить друг с другом, возможно, улыбнуться в ответ на шутку и не убегать в приступе ярости, прерывая дискуссию.

— Когда ему исполнится тридцать, — говорит она. — К тому времени у тебя будет еще один сын. Или дочь. Будем надеяться, в следующий раз тебе повезет больше. Во всяком случае, твой брак не должен закончиться так же печально, как предыдущий.

Естественно, я беру руку Джуд, целую, потом опускаюсь на колени рядом с диваном и обнимаю ее, но мне не нравятся ее мысли об окончании брака, хоть она и говорит, что этого не будет. Наверное, я суеверен, хотя всегда это отрицал. Я стою на коленях, и меня обуревают всевозможные страхи, а также угрызения совести. Неужели Джуд обвиняет меня в том, что Салли бросила меня и Пола? Неужели она действительно думает, что другой ребенок — в моем возрасте, против моей воли, ребенок, которого я не могу себе позволить и которого не хочу — помирит нас с Полом? Или я должен списать Пола со счетов, как свой провал? И ребенок, вынашиваемый ею, станет единственным, которого я по-настоящему хотел. Неужели она настолько тупа?

21

Я сижу в поезде, который направляется в Челмсфорд. Конечно, это не первый класс, но вагон новый (хотя и не очень, если судить по состоянию обивки), один из тех, где кресла располагаются друг за другом, как в самолете. Очень неудобно для толстяков. К тому же спинка сиденья впереди находится в неприятной близости к лицу и при внезапной остановке поезда может расквасить нос. Вид из окна чрезвычайно унылый — пригороды Эссекса, серые поля и шоссе.