Если бы кто-то сказал, что Станиславский-старший много опаснее Кана, Алена лишь рассмеялась бы. Но сейчас ей было не смешно. Она поднялась случайно, но теперь уже не могла сесть на место. Пришлось идти вместе с Ангелиной в холл, лихорадочно отыскивая темы для разговора.
– Твой муж еще возит девушек?
– Нет. Он соскочил еще в 2004-ом… От кого ты ездила?
– От Марины. Но ее фирму закрыли, – пожаловалась Алена. – Арестовали всех… Какой жирной старой свинье мы делали плохо, работая в Греции стриптизершами?!
– Станиславскому? – предположила Ангела. – Он всеми силами давил на корейский бизнес. Самый пламенный борец с блудом… Во всяком случае, днем. Он знает, кто ты?
Алена пожала плечами. Ей не хотелось говорить лишь мельком знакомой девушке, что любовь всех ее любвей, Шура, отвез ее брату, как сутенер. Вместо этого она вспомнила, как Стэн привычно достал бумажник.
– Нет, но я думаю, его вело внутреннее чутье.
Ангелина расхохоталась.
– Ты, что, влюбилась в него?
– С чего ты взяла?!
– Ты кормишь Богданову! – хрюкнула Ангелина. – Что это, если не попытка все искупить? Отдать его бабки бедным и думать, что отдалась по любви?
Алена молчала, переосмысливая услышанное, потом пожала плечами:
– Мне двадцать восемь! Какая, в жопу, любовь? Красивый мужчина, который не жадный? Все, люблю, заверните!.. Кстати, не подскажешь свой салон красоты? Мне нужно срочно закатать нижнюю губу и подровнять волосы!
По старинке, ножичком
Андлюша был плечистый, при этом, неуловимо струящийся сквозь пространство, тип. Он принимал клиенток у себя дома и когда Алена перешагнула порог, то почему-то не удивилась, обнаружив на кухне Ангелу, Сонечку и отмороженного Олега.
Сонечка скользнула по ней приветливым взглядом и улыбнулась. От взгляда Олега, у Алены снова смерзся кишечник. Ангелина помахала рукой и встала перед ним, как живая ширма.
– Не смотри на нее так! – проворчала она. – Ты же знаешь, как это выглядит!..
Олег, как Алене показалось, обиделся. Не изменившись в лице, он вдруг покрылся крапивным румянцем и надул пухлую нижнюю губу.
– Как в фильме «Универсальный солдат», – сказала Алена и улыбнулась ему. – Он выглядит идеально!
Андлюша повел Алену мыть голову.
– На самом деле, – словоохотливо сказал он, – у него такой взгляд, потому что ему часть мозга контузило.
– Таким взглядом, человека можно разделать, – сказала Алена, решив, что парень прикалывается, поскольку знала, что такое контузия и что такое есть мозг.
– Не-е, это он делает по старинке, ножичком! – ответил Андлюша.
– А, так он тоже хирург? – понимающе спросила Алена.
Она часто слышала фамилию Кан, пока проходила практику в хирургии. И Сергея Борисовича, и Жанны Валерьевны.
Парень как-то странно на нее посмотрел.
– Ага! Хе-ерург, – сказал он. – От бога!
Когда со стрижкой было покончено, на кухне уже смеялись и пили чай. Посреди стола стояла пустая тарелка. На дне остались лишь крошки и капли крема.
– Вы – свиньи! – вскричал Андлюша. – Мой тортик!..
Над ним поржали. Тортик, целый и невредимый, покоился в холодильнике, Андлюша склонился над ним, как мать.
– Классно, – сказала Сонечка, перебирая тонкими пальцами блестящие Аленины кудри. – Знаешь, если бы ты не был таким пидорасом, я бы считала тебя волшебником!
– Я, знаешь ли, тоже помню мгновения, когда ты сучилась не меньше меня, – отозвался Андрей.
– Это, в общем и целом, длилось где-то два месяца. Не три с половиной года, – Сонечка пожала глянцевым плечиком.
На ней был белый пуловер с открытым плечом и узкие джинсы. Черные волосы касались концами бедер.
– Сколько у тебя длилась самая несчастная любовь? – спросила она Алену.
– В Хабаровске? – уточнила та и покраснела, вспомнив Водителя.
– У тебя это географически обусловлено? – хихикнул Андрей.
– Ну, вообще-то, да. В Греции красивых парней навалом. Если тебя вдруг бросили, ты выходишь на улицу и смотришь по сторонам. В Хабаровске… Ну, ты бывал на улице.
Андрей рассмеялся.
– Так сколько?..
– Пару недель, – со скрипом выдавила Алена. – Но это больше от шока. Я привыкла, что нравлюсь богатым, статусным мужикам и «снизошла» к простому Водителю. Оказалось, он видит мир немного иначе, и я ему на хер не сдалась.
– Бабы не умеют любить, только и всего, – обобщил Андрей.
– С чего мне любить того, кто меня не любит? – возразила Алена немного резче, чем требовалось.
– Когда любовь настоящая, тебе достаточно просто твоей любви! Как бы он с тобой при этом ни обращался!..
– Это не любовь, это слабость! Слабость посмотреть в глаза правде и понять, что тебя всеми силами пытаются вышвырнуть за борт! Может быть, я и правда ничего не смыслю в любви, но я прекрасно понимаю, как выглядит нелюбовь.
Какое-то время Андрей молчал, затем сквозь зубы выплюнул:
– Убирайся!
На самом краю заката
Они сидели на берегу, на пледе, брошенном на выбеленное солнцем бревно. Молча пили коньяк из бутылки и пялились в горизонт. Там, красное и торжественное, в Амур опускалось солнце.