Джет подошла к могиле Леви и встала на колени. На надгробном камне лежали два букета нарциссов. Преподобный Уиллард не выбросил ее цветы.
Она снова легла рядом с Леви и сказала ему, что никогда не простит этот мир, который его у нее отобрал, но все равно будет жить дальше. Ничего другого ей не остается. Она живая. Обратно она возвращалась уже в темноте, ориентируясь на свет фар, которые Чарли включил специально для нее.
– Все хорошо? – спросил Чарли Меррилл, когда она села в машину.
В салоне пахло каплями от кашля и теплой фланелью.
Джет кивнула.
– Теперь мне пора на автобус.
Чарли привез ее на автовокзал, и она успела на последний автобус. На прощание он вручил ей бумажный пакет. Внутри был маленький термос и что-то завернутое в вощеную бумагу.
– Твоя тетя передала чай. И, как я понимаю, кусок пирога.
Джет обняла старика, к его несказанному удивлению.
– Она хорошая женщина, – сказал он, как будто кто-то ему возражал. – Всякий, кто ее знает, скажет тебе то же самое.
Он дождался, когда автобус отъедет от здания вокзала. Скорее всего, Изабель попросила его проследить, чтобы все было нормально, а он всегда выполнял ее просьбы. Двое его сыновей одно время крепко сидели на героине; один в двадцать лет загремел в тюрьму, второй чуть не лишился рассудка из-за наркотиков. Изабель вылечила их обоих какой-то микстурой домашнего приготовления. В течение двух недель она каждый вечер приходила к Чарли домой, хотя все в городе знали, что Изабель Оуэнс не ходит по пациентам. Но к сыновьям Чарли она приходила и ухаживала за ними, как за малыми детьми, пока они полностью не излечились от наркозависимости. Чарли пытался ей заплатить, но она не взяла у него ни цента. Теперь, когда его сыновья встречали Изабель на улице или что-то чинили у нее в доме и замечали, что она на них смотрит, они пихали друг друга локтями и вставали по стойке «смирно». Они все еще жутко ее боялись, хотя она сидела у их постелей и кормила их с ложечки супом.
Поэтому Чарли остался и помахал Джет рукой, когда она заходила в автобус, и она помахала ему в ответ, а когда села на место, вдруг поняла, что умирает от голода. Она не ела весь день и была рада, что тетя передала ей кусок шоколадного торта и убедила ее, что, если забыть о потере, будет еще тяжелее, чем пережить саму потерю. Всю дорогу до дома Джет вспоминала. Вспоминала всю свою жизнь вплоть до сегодняшнего дня. Когда она дошла до бледных нарциссов, которые сорвала в поле сегодня утром, автобус въехал в Нью-Йорк.
Объявление о помолвке напечатали в «Нью-Йорк таймс» 21 марта, в день рождения Френни. Вот поэтому Френни и не любила его: непременно случалось что-то плохое. Для нее это был самый неудачный день в году, но тогда же праздновали Остару[11]
, весеннее равноденствие, когда в саду надо рассыпать толченую яичную скорлупу, чтобы удобрить землю под новые всходы, потому что приход весны празднуют все, даже те, кто считает себя невезучим.Возможно, так получилось случайно, что объявление напечатали в ее день рождения, но Френни от этого было не легче. Ей и так-то было больно, а теперь стало еще больнее. Винсент пытался спрятать газету, выкинул в мусорное ведро, но Френни нашла ее, когда выносила мусор. Газета была открыта на странице с частными объявлениями, и объявление Хейлина сразу бросилось ей в глаза. Стрела, пронзившая сердце насквозь.
Френни не стала читать объявление до конца. Не стала читать об отце жениха, президенте крупного банка, и о матери жениха, входившей в правление Нью-Йоркского оперного театра. Она не стала читать о родителях невесты, которые были известными врачами и разводили собак породы боксер, не раз бравших призы на выставках Вестминстерского клуба собаководов. Встречаться с кем-то другим – это одно, а жениться – совсем другое. Это конец всем надеждам. Конец мечте о том, что когда-нибудь они все-таки будут вместе.