Правила обманутой жены

– И так ты разговариваешь с другом? – покачал головой Мамикон.

Несмотря на высокий рост и широкие плечи, он с лёгкостью просочился в дом мимо Платона, прошел в гостиную и сел в кресло.

– Как знал, что кофея от тебя не дождешься. С собой все привёз. Вносите! – он щелкнул пальцами.

Два молчаливых кавказца, которые до этого маячили за его спиной, а теперь топтались у входа, мягко, но настойчиво оттёрли Платона от двери и зашли в гостиную. Быстро расставили на журнальном столике два картонных стакана с кофе, несколько шоколадок и пирожные.

– Садись, дорогой! Дядя Мамикон когда приглашает, ему точно не отказывают.

Платон понял, что спорить бесполезно. Мамикон был цыганским табором в одном лице: заходил, располагался, разрешения не спрашивал. О себе всегда говорил в третьем лице и звал себя дядей Мамиконом. Хотя и был старше Платона всего на пять лет. Платону исполнилось тридцать пять. Мамикону было сорок. Но у кавказцев другой отсчет времени. Они раньше взрослеют и раньше стареют. У них в сорок лет уже внуки.

Хотя выглядел Мамикон хорошо. Высокий, худой, черно-седая грива зачесана назад, огромные глаза на поллица, как на старинных иконах. Женщины млели от него, потому что внешне он был похож на итальянского певца Тото Кутуньо. Мамикон это знал. И очень ловко пользовался внешним сходством со звездой. Он вообще обладал уникальной способность любую ситуацию обращать в свою выгоду. Благодаря этому в свои сорок лет уже сколотил состояние и владел разными бизнесами. Не всегда легальными. Поэтому самой большой его проблемой было отмывание денег. Для этого ему и нужен был Платон.

– Зачем ты приехал домой? Для бизнеса есть галерея, – Платон опустился в широкое кресло напротив Мамикона.

– Я хотел посидеть тихо и по-семейному – улыбнулся Мамикон. – Пей кофе, пей. Он хороший. Шоколадки вон бери.

– Подсластить горькую пилюлю пытаешься?

– А что делать, дорогой? Мысли-то у меня горькие. Чуйка моя шепчет в последнее время, что ты хочешь соскочить, Платон.

– Этот бизнес стал опасен, – Платон отхлебнул кофе. – Слишком многие знают о схемах. Слышал о скандале с картиной Марка Ротко? Коллекционер, которому арт-дилер впарил этот шедевр, устроил дикий скандал. Начались суды, разбирательства, расследования, в том числе и через Интерпол. А причиной послужили СМИ. Коллекционер где-то в интернете вычитал о наших схемах, понял, что его накололи, как тысячи других, и закатил истерику.

– Вах, лучше мне не говори! – Мамикон схватился за сердце. – Я чуть не помер от смеха. Коллекционер? Да это лох какой-то! Ему впарили картину слоновьих размеров, величиной с полстены, на которой намалеваны три разноцветные полоски: желтая, красная и оранжевая. Почти восемьдесят семь лямов в долларах! У меня как-то любовница залетела. Пришлось откупаться за две полоски. Так эти две полоски не потянули столько, сколько три у этого Ротко-Шмортко.

– Но раньше это всем сходило с рук, – Платон поставил стакан с кофе на журнальный столик. – С сороковых годов публике толкают эту мазню взбесившегоя маляра. Достаточно было придумать дурацкие предлоги: художник так видит, его работы – часть эпохи, и так далее. Потому что схемы знали только арт-дилеры той старой школы. И они умели хранить секреты. А теперь все болтают обо всём. И схемы из секретных стали общедоступными. Этот бизнес умирает. Пора соскакивать.

– Ой, только не рассказывай мне сказки! – Мамикон развернул шоколадку и откусил сразу половину. – Как продавали ослиный моча под видом произведений искусства, так и сейчас продают. Соскочишь, когда я скажу. А пока свяжись с арт-дилерами в Европе. Мне нужно отстирать большой куш. Так что приготовь картинку. Только я тебя умоляю: не какие-то полоски, как у этого Ротко-Шмортко. Тьфу на него! Я его маму в лаваше с люля вертел. Пусть хотя бы баба там будет нарисована. Такая, с глазами… – Мамикон выставил вперед обе руки вперед, показывая размер «глаз». – Если на картине телка, то хотя бы можно сказать, что художник так видит. Сразу одной проблемой меньше и кипеша тоже меньше. Ладно, дорогой. Не буду тебя утомлять. Дядю Мамикона ждут красивые девочки, не намалеванные, а настоящие, – он встал и пошел к двери.

Глядя вслед Мамикону, Платон твердо решил, что с этими аферами нужно завязывать. И начать, наконец, заниматься тем, чем хочется: продавать настоящие произведения искусства за адекватные деньги. Искать нормальных художников, а не дельцов. Возможно, если уйти от всей этой шелухи, то он сам снова начнет рисовать? Серьёзно работать, если не для денег, то хотя бы для души. Потому что душа его давно уже не просила в взять в руки кисть или карандаш. Исчез этот кайф от того, что на чистом холсте появляется придуманная им самим жизнь. Исчез зуд в пальцах. Ушли навсегда эти ночи, когда образы в голове толпились, не давая спать. И тогда Платон вскакивал с постели и рисовал часами без продыху. Осталась только бесконечная усталость и желание просто прожить еще один день.