Правила одиночества

Ислам поднялся на проспект, остановил такси и назвал адрес. Улица, на которой он жил, брала начало у метро «Баксовет» и круто поднималась вверх. Это был старый бакинский дом с внутренним двориком-колодцем. Ислам пригнулся, входя в арку, задержал дыхание, проходя мимо переполненных мусорных баков. Рена уже вернулась с работы, приветливо встретила его, пригласила войти. В квартире было все так же, как и двадцать лет назад: пианино, картины Мамеда на стенах, видавшая виды мягкая мебель. Одной стороной полуподвальная квартира выходила на дорогу, по которой, натужно ревя моторами, одолевали крутой подъем машины — шум стоял такой, что при открытой форточке, разговаривая, приходилось повышать голос. У Мамеда было двое сыновей — десяти и шестнадцати лет. Младший сидел сейчас рядом с Исламом и пристально смотрел на него. Вошла Рена с подносом в руках, поставила на стол чайник, стаканы и розетку с сахаром, предложила еду, но Ислам отказался. После обмена полагающимися при встрече вопросами о делах, о здоровье близких, Ислам спросил:

— Почему он уехал? Как, каким образом?

Рена тяжело вздохнула, покачала головой.

— Как объяснить? Сказать, что что-нибудь особенное случилось? Нет. Мучился он в последнее время: работы нет, картины никто не покупает, выставляться нет возможности. Уже сколько лет живем на одну мою зарплату! Даже не это главное, а морально тяжело ему. Многие люди его круга уехали — он все время жаловался, что Баку стал другим. Унесенные ветром.

— Что? — удивился Ислам.

Рена печально усмехнулась:

— У Маргарет Митчелл, в ее знаменитом романе, есть такие слова: «Это была цивилизация, унесенная ветром». Мамед перелистывал эту книгу и наткнулся на них, и все время их повторял. С бакинцами случилось то же самое. Многонациональный, пестрый клубок горожан — кого только не было в нашем городе! Баку был разноцветным городом, а сейчас он почернел. Это тоже слова Мамеда — он как художник все сводил к палитре цветов. Он жаловался, что ему физически плохо, когда он видит толпу в черных одеждах. Баку заполонили еразы[28] — беженцы из Армении, в основном деревенские жители, их субкультура вытесняет сейчас утонченную бакинскую ментальность, традиции. Он не мог с этим смириться. Что характерно: из армянских беженцев мало кто поехал в Армению — все подались в Россию, в Америку. А наши все здесь. Те, кому не удалось осесть в Баку, живут в палаточных городках в степи, в жутких условиях: земля там кишит ядовитыми змеями, нет элементарных удобств, нехватка воды.

— Картина безрадостная, — сказал Ислам.

— Да уж, радоваться нечему.

— А что дальше? — спросил Ислам. — Он уехал, вы остались здесь. Давно он в Германии?

— Второй год пошел.

— Это называется: как устроюсь — напишу. Пишет?

— Да, просит, чтобы мы к нему приехали, продали квартиру.

— Он устроился? Работает? Получил вид на жительство?

— Его только что выпустили из лагеря — не знаю, как он называется. Платят пособие.

— Это рискованно: ехать сейчас туда с детьми, жить на птичьих правах.

— Я понимаю, а что делать? Это мой долг: быть рядом со своим мужем.

На это Исламу возразить было нечего.

— Ну а ты как в Москве живешь, чем занимаешься? Там сейчас тоже несладко: скинхеды, фашисты.

— Всего хватает. У меня бизнес, рынок держу.

— Прибыльный?

— Был прибыльный. Недавно погром устроили — пришлось закрыть. Сейчас занимаюсь новым проектом.

Рена сокрушенно покачала головой.

— Нигде жизни не стало: ни на родине, ни на чужбине. А семья где? Там, с тобой?

— У меня нет семьи. Я не женат.

— Как не женат? До сих пор родственники не женили?

Ислам пожал плечами.

— В Ленкорань ездил?

— Нет. После смерти мамы дом стоит пустой. С сестрой, с братьями я не общаюсь. Мне они звонят, только когда у них проблемы, в основном — финансовые. А так никто меня не ищет, ну и я, соответственно, не напоминаю о себе, чтобы они не чувствовали неловкость из-за невозвращенных долгов.

— Ты всегда так за людей думаешь?

— Как так?

— Хорошо. Почему ты решил, что они неловкость будут чувствовать? Наоборот, обрадуются тебе и еще в долг возьмут. — Рена улыбнулась и ненадолго задумалась, — слушай, я ничего не обещаю, но попробую. Здесь рядом живет девушка хорошая, красивая, я тебя с ней познакомлю, хочешь?

— У меня с девушками нет проблем.

— Это смотря с какими девушками. Тебе нужна наша девушка, азербайджанка, а потом будет поздно, ты и так уже припозднился. Сколько ты здесь будешь?

— Рассчитывал неделю, теперь не знаю. Думал: с Мамедом время проведу, поживу у вас на даче.

— Дачи уже нет, он ее продал, за бесценок, на вырученные деньги купил тур и уехал. Так как насчет знакомства? Соглашайся, тебя это ни к чему не обязывает.

— Мне как-то неловко. Я не готов к такому повороту дел.

— К этому мужчины никогда не бывают готовы, но ты что, всю жизнь собираешься быть холостяком?

— Вообще-то нет.

— А ведь ты уже давно не мальчик!

Ислам вздохнул, с этим трудно было поспорить.

— Женишься, увезешь ее в Москву, она будет счастлива.

— С этим как раз не все гладко — я же совершенно не устроен, квартиру снимаю. Человек без корней. Да из Москвы-то, скорее, уезжать пора.