Правила отбора

– Ну хорошо. Пусть паразиты. А как ты себе представляешь сам процесс их, хм, устранения? Неужели ты думаешь, что Андрей сможет вот так вот запросто взять и замочить десяток-другой будущих негодяев? Ладно. Предположим, он сумеет пересилить себя и придавить втихую какого-нибудь Собчака или Березовского. А как быть с главными фигурантами? Ни к Ельцину, ни, тем более, к Горбачеву он так просто не подберётся. Калибр у нашего Андрюхи не тот, его просто не подпустят к этим товарищам.

– А ты на что? – с ходу возразил доктор наук. – Вы же с ним в том времени уже познакомились. Ты ведь уже работал тогда в КГБ, а это, сам понимаешь, не хухры-мухры.

– Работал. Точнее, служил, – Смирнов с усмешкой посмотрел на профессора. – Только не забывай, Шур. Я сегодняшний и тогдашний – это две большие разницы. Пойми, наконец, что тот Комитет вовсе не был кровавой гэбней, про которую так любят талдычить наши доморощенные либералы. Мы никогда не были сборищем наёмных убийц и душителями свободы. Мы были частью системы и подчинялись закону. Закону, заметь, а не персоналиям или собственным представлениям о справедливости.

– Угу. Стояли на страже безопасности государства, – проворчал ученый. – Чистые руки, холодная голова, туда-сюда, шаг влево, шаг вправо…

– Именно так, – рассмеялся Смирнов. – Ты ещё про горячее сердце забыл.

– Не забыл, – криво усмехнулся Синицын. – Просто подумал, ты сам о нём вспомнишь.

– Ты прав, я действительно вспомнил, – с серьёзным видом подтвердил подполковник. – Это тоже имелось. Я ведь пошёл в органы не ради карьеры или каких-то там привилегий. Я на самом деле верил в свою страну и хотел ей служить. И служил не за страх, а за совесть, как и большинство комитетских, защищая даже не государство, а всех, кто в нём жил, трудился и строил великое будущее. Поэтому и говорю, что за просто так убивать обычных советских людей не стал бы. Даже если бы и узнал от того же Андрея, что эти люди могут со временем превратиться в предателей.

– Ну, хорошо, я понял твою позицию, – качнулся профессор. – Но что же тогда ты предлагаешь сделать Андрею? Как ему надо действовать, чтобы предотвратить неизбежное? Да еще в условиях, когда времени на раскачку почти не осталось. Всего три года пройдет и аллес: здрасьте, граждане, я – комбайнёр Миша, сейчас мы с вами учудим перестройку.

– Сложно сказать, – вздохнул Михаил. – Но, в любом случае, в настоящий момент Андрей действует довольно логично. То есть, не прёт на рожон, а тихо-спокойно налаживает контакты со мной и моими коллегами. Я думаю, он пока просто ждёт одного знакового события.

– Какого?

– Ноябрь-82. Смерть дорогого Леонида Ильича и избрание новым генсеком Андропова.

– А дальше?

– А дальше, я полагаю, начнётся самое интересное. Установка вновь заработает, межвременная связь восстановится, и мы должны быть к этому абсолютно готовы.

Смирнов откинулся на спинку дивана и замолчал. Молчали и остальные.

Подзатянувшуюся паузу прервала Жанна:

– Так что же ты всё-таки предлагаешь? К чему мы должны быть готовы?

– Мы должны быть готовы к тому, что Андрей раскроется перед моими коллегами и начнёт выдавать информацию.

– Информацию о будущем?

– Да. О том, что знает и помнит.

– И ему так просто поверят? – усомнился Синицын.

– Конечно же, нет, – усмехнулся Смирнов. – Сразу, естественно, не поверят, но обязательно начнут проверять. Вот поэтому-то Андрею и нужен правильный план. Как и в какой последовательности делиться знаниями. И какими именно знаниями. Я ведь недаром не стал передавать ему компромат на себя, а для начала просто сообщил о наиболее значимых предателях того времени. Причем, тех, кто служил в нашей конторе. Уж это-то проверить легче всего, да и интерес к этим данным будет реальный, а не на уровне "потрепались за жизнь".

– Ну, хорошо, – отозвалась Жанна. – Это он сообщит, а дальше-то что?

– Дальше, когда факты предательства подтвердятся, можно будет приступать к следующему этапу и говорить о том, что ожидает страну в самом ближайшем будущем.

– Ты думаешь, это поможет? – покачал головой профессор. – Всем ведь известно, что исторический процесс инерционен. Остановить его почти невозможно. Если экономика социализма не могла справиться с базовыми проблемами, то она так или иначе должна была проиграть соревнование с Западом.

– Шура, ты сейчас несёшь откровенную чушь, – нахмурился подполковник. – Не повторяй за другими разную ерунду. Какие, к чертовой бабушке, базовые проблемы?! Та экономическая модель, что существовала в Советском Союзе, позволяла спокойно и без особого напряжения жить и развиваться долгие и долгие годы. Проблема заключалась в другом. В неспособности и нежелании части советской элиты бороться за будущее страны. А серьезных проблем в нашей экономике по большому счету и не было.