Правила перехода (СИ)

И Фабиан стоял. Никто не смог бы упрекнуть его в том, что он не ценит красоту. Картины, гравюры, фрески, скульптуры в полный рост и бюсты, росписи стен и потолков, лепнина — бог всегда впадал в некий транс, когда видел подобное. Разумеется, если оно было выполнено профессионально, если было видно, что автор вложил душу в своё творение.

«Почему все так не любят серебряных? Называют их бесполезной богемой? Они рисуют совершенство… они должны существовать…»

По правде говоря, рисовать умели далеко не только серебряные. Вихри из Бордового сектора придавали рисункам и скульптурам такую живость, что казалось, будто они вот-вот начнут двигаться. Их стиль называли «реализмом» — здесь это означало «показать предмет как можно более естественным». Цель — создать копию. Главное правило — сходство. Поэтому они чаще всего изображали ветров. Много прекрасного привнесли в искусство Аэра и жители Жёлтого сектора — они впервые научились разводить искусственные растения, путём скрещивания создавали мутантов, которые обладали необыкновенной красотой, а порой помимо этого — и функциональностью. Например, живая изгородь, через которую нельзя пройти, или беседка, где всё — даже стол и скамьи — одно растение… да что говорить, по сравнению со всеми остальными секторами Серебряный и впрямь мог показаться бездарным. Их изобразительное искусство сводилось к абсурду, мешанине стилей и непонятным пугающим картинам.

Но именно это и привлекало Фабиана. В достаточно упорядоченном, спокойном обществе ветров создать бессмысленное изображение, которое как будто складывается само в ясную картинку в голове, — это некая форма чуда.

Правда, мало кто разделял этот странный взгляд, так что бог предпочитал им не делиться.

Эта гравюра на потолке, где был лишь серый цвет и его тени, не создавала такого эффекта. Она просто была сделана в форме узора — цветок, лист, линия, ведущая к следующему цветку… почти обычный орнамент. Но ведь если присмотреться, тот стебель определённо является частью пальца, а повёрнутый лист чуть ниже — коготь, который нацелен прямо на раскрывающийся цветок…

Отвлекли его шаги. Кто-то поднимался по лестнице, стуча твёрдыми каблуками. Фабиан прикрыл глаза, вслушиваясь в спокойный ритм, улыбнулся. И только потом, когда темп стал медленнее, наконец посмотрел на неё.

Высокая. Когда она на каблуках, они с ней одного роста. Красивая подтянутая фигура, крепкая и гибкая. Коричневые сапоги до середины голени, как будто немножко мятые, бордовая узкая юбка с пикантным разрезом над коленом. Тонкая блузка, тёмно-зелёная, облегает талию и, кажется, делает её ещё тоньше. И сверху светлый, неопределённого, вроде бы бежевого цвета кардиган — рукав до локтя, свободный, полы спадают до колен. При ходьбе они развеваются, а когда она стоит, укладываются какими-то особенными складками, как будто богиня специально, квантами стягивает их в самое удачное и выгодное положение.

У неё усталый взгляд. Не из-за настроения — так почти всегда, да и прямые по форме брови придают образу печали. Глаза очень красивые — большие, тёмно-зелёные, мудрые. Длинный ровный нос, большой рот, который несколько странно смотрится на фоне узкого треугольного подбородка. И волосы удивительного цвета — ярко-каштановые, с оттенком кровавого заката — пострижены коротко, и кончики смотрят в стороны на манер ёлочки.

— Акси, — улыбнулся он и пошёл навстречу. Богиня спокойно дала себя обнять, но улыбаться она сейчас была не расположена.

Неправильно было бы назвать этот дом гробницей. От умерших ветров не остаётся тел. Здесь его называют Дом памяти. Портреты. Изваяния. И тишина, в которой можно побыть наедине с тем, кто давно ушёл.

— Ты к отцу? — Акси кивнула, не сводя с него внимательного взгляда. Всегда так смотрит. Как будто чего-то ждёт или хочет что-то сказать. Но никогда не говорит. — Я тоже. К своим. Для них с матерью одна комната.

— Твои родители были прекрасной парой, — сказала она. Голос чистый, ясный, хоть и не высокий.

— Да… хочешь, я подожду тебя?

— Не стоит, Фабиан, — богиня покачала головой. — Я надолго.

— Надолго? — он постарался улыбнуться — так, чтобы не вышло слишком весело, но чтобы прогнать гнетущую тоску. — Хочешь испугать меня этим словом?

— Это важно.

Конечно, он не станет настаивать или спорить с ней. Она будет разговаривать с родителями, может быть, спрашивать совета. Все так делают порой. А важно — значит, собирается принять какое-то решение.

— Очередной вихрь? — спросил Фабиан, кивнув на сумку у неё в руках. — Переезжаешь?

Печальные зелёные глаза смотрят прямо на него. С упрёком.

— Я не хочу говорить с тобой об этом.

— Ты никогда не хочешь, Акси, — Фабиан по-прежнему не отпускает её плечи. — Я и не жду. Но пойми меня…

— Это ты меня пойми, — она отстранилась. Всегда, когда разговор заходит об этом, она стремится уйти. И он это знает. Но всё равно всегда, каждый раз начинает его. — У тебя дочь. Фабиан, я устала каждый раз говорить одно и то же. Я не хочу тебя видеть сейчас.