Правила перспективы

— Нет-нет, фрау Хоффер. Тогда я понял всю его силу. — Голова Бенделя вдруг поползла вверх из коричневого воротника, будто на телескопической шее, глаза заблестели. — Однажды в детстве, фрау Хоффер, я пошел в берлинский зоопарк и долго простоял у клетки со львом. Он лежал, как кошка, положив голову на лапы и прикрыв глаза. Его уши слегка подрагивали, отгоняя мух, в остальном он был неподвижен, как статуя. А я все ждал, когда он пошевелится, потому что был дураком и думал, что сила — в движении. — Он покосился на герра Хоффера и снова повернулся к Сабине. — Настоящая сила в неподвижности, фрау Хоффер. Вы заметили, что я стараюсь не шевелить головой, когда разговариваю? Это придает мне авторитет. Если вертеть головой во время разговора, авторитета не будет. Конечно, мне пришлось воспитывать себя. Фюрер таким родился. Честно говоря, там, в самолете, мне было страшно. Я словно вошел в клетку. А в клетке, знаете ли, последнее, что тебе нужно, это чтобы лев зашевелился. Хотя я сомневаюсь, что фюрер вообще меня заметил. Он перевернул наши жизни и не замечает нас. Мы — продолжения его самого, не более.

— Скорее всего, вы правы, — заметил герр Хоффер. — Точно так же, как все мы — маленькие вертикальные продолжения Германии.

Бендель, расхохотавшись, потянулся за кофе. Сабина тоже захихикала, беззвучно, как совсем молоденькая девочка. Герр Хоффер решил сменить тему.

— На прошлой неделе у нас с герром штурмфюрером Бенделем был очень интересный разговор, помните?

Бендель рассеянно нахмурился.

— Он считает, что наш восхитительный Якоб Бек, наш Hausandacht, не должен висеть рядом с Иоганном Кристианом Фоллердтом, то есть с Landschaft mit Ruinen.

— Посредственная копия, оригинал в Магдебурге. Это я про Фоллердта.

— Как бы то ни было, если придется воевать, все картины надо будет убрать в убежище.

— Именно об этом мы и спорили, — сказал Бендель. — Мы обсуждали будущее, дорогая фрау Хоффер. Мы с вашим мужем смотрим вперед, не оглядываясь. "Кайзер Вильгельм" засверкает брильянтом в культурном великолепии рейха.

— Герр Бендель считает, что пейзажи и жанровые сценки не должны висеть вместе. Вопрос не в качестве. Ну что ж, пусть мы не всегда во всем согласны, зато у нашего Музея есть посетитель.

— Генрих, пожалуйста, не говори о работе. Очень скучно слушать о том, что не имеет к тебе отношения.

Она со значением улыбнулась Бенделю. Который — чтоб его! — понимающе улыбнулся в ответ! И вот тогда, если герр Хоффер ничего не напутал, Бендель положил руку ей на спину.

— А вы слышали, фрау Хоффер, что мы только что взяли Прагу?

Здесь мое царство. Подданных у меня нет. Тощий очкастый старик принес мне новый карандаш и обнял за плечи. Может быть, я скоро испишу все их карандаши, все карандаши в Германии, в мире.

24

В самом дальнем и темном закоулке подземелья у больших плоских камней Перри опорожнил мочевой пузырь. Эта процедура всегда отнимала у него кучу времени, струя пресекалась и через секунду возобновлялась вновь. Нервы, что ли. Если честно, валявшийся на полу мертвец с выеденными щеками и открытыми глазами внушал ему ужас. Да еще запах — он и сам внес в смрад лепту, — просто кошмар, хотя за войну он уже успел притерпеться к обычному зловонию подвалов: к смешанному запаху оружейной смазки, пота, мокрой штукатурки, вяленого мяса, испражнений в жестянках из-под пайков, коптящих масляных ламп и гнилой картошки. Этой поганой гнилой картошки!

И еще аромат Голландии (их, еще не обстрелянных, направили в приграничную зону): кипы сохнущих табачных листьев на каждой ферме, как на картинах Де Хоха или Вермеера, если бы не разгром вокруг.

Свет все еще играл на дереве, тканях и стекле в точности как у Де Хоха и Вермеера, настоящий свет вечности, только дерево было расколото, ткани изорваны, стеклянная посуда разбита. Лишь в Голландии и больше нигде, как ему казалось, освещение увековечивает миг бытия.

Может, конечно, он смотрел на Голландию такими глазами только благодаря своим занятиям по истории искусства. Другие-то ничего подобного в Голландии не увидели, ибо ничего не читали, кроме комиксов, «Янки» да "Звезд и полос". Если они их, конечно, читали, а не просто проглядывали картинки. Иногда он чувствовал себя профессором.

Затем их перебросили на юго-запад, в окрашенные кровью бельгийские снега (похоже, в Голландию они вобоще попали по ошибке), чтобы вместе с остальными дивизиями и с английскими частями двинуться в Северную Германию. Порой он переставал понимать, в какой он стране и в каком времени, во сне происходит дело или наяву.