Правила первокурсницы

— Мы покидаем Эрнесталь, — услышала я голос, вскочила, покачнулась, схватилась за спинку дивана и увидела себя в зеркале. Во все ещё пыльной одежде, все ещё с растрёпанными волосами… Но не это заставило меня вскрикнуть. И не ощущение полета, а то, что дверь была открыта, и в зеркале помимо меня отражался мужчина. В одной комнате со мной был мужчина. Он все еще носил старый мундир княжеского гвардейца…

Мы встретились глазами в отражении, и я даже не понимала, что стягиваю в ладонь зерна изменений, пока они не сорвались с пальцев и не устремились к пожилому седовласому гвардейцу, что когда-то встретился нам с Гэли на улицах Льежа. Хотя, «встретился» — неправильное слово. Он нас чуть не отправил к богиням, пытаясь забрать инъектор[1].

Пламя в светильниках лизнуло стенки плафона. Зерна изменений, как искры костра, взлетели в воздух. Но им навстречу тут же устремились другие, неправильные, вывернутые, так похожие на рассерженных пчел. Гвардеец был магом. Неправильным магом, по словам Аннабэль Криэ, еще и отрезанным от силы, да и вообще мертвым магом. Но он был. Сила столкнулась с силой. Зерна изменений с зернами изменений. Словно крупу из котелков с двух сторон швырнули. Большая часть поглотила друг друга, но многие достигли цели. И мои, и его.

Седовласый гвардеец… Арирх, если не ошибаюсь. Он даже не вздрогнул, когда жар опалил лицо, седые волосы, брови и ресницы. Кожа пошла пятнами, ткань старого мундира стала тлеть.

А вот те, что попали в меня, вывернутые, искореженные, ужасные в своей сути, они коснулись руки и… Ничего не сделали. Исчезли, стоило только приблизиться к моей одежде, коже, волосам.

— Мы в неравном положении, леди, — произнес гвардеец и улыбнулся, словно старый дядюшка. — Вы хотите причинить мне вред, а я вам нет.

— Почему? — шепотом спросила я и повернулась, задев платьем растение в кадке. Пол под ногами накренился вправо, дирижабль уже набрал нужную высоту и сейчас лег на курс. Вопрос только в том, каков этот курс?

— Потому что, — исчерпывающе ответил Арирх, и его голубые, будто бы выцветшие от старости глаза, залила чернота. Словно кто-то налил ему в глазницы по ложке «крови земли».

К этому невозможно привыкнуть, сколько не смотри. Я вскрикнула, и рукав старой гвардейской формы вспыхнул, деревянный пол обуглился и даже подошвы солдатских сапог стали таять, словно мороженое в жаркий день. Видимо рано меня поздравляла жрица, мой огонь все же вырвался наружу. А может, все дело в том, что я хотела его выпустить. Хотела спалить этот демонов дирижабль, не думая о последствиях. Слава девам, мне не дали этого сделать.

Не успело пламя в светильниках радостно коснуться потока, как я ощутила уже знакомый жалящий холод в шее. Мне снова вогнали ледяную сосульку чуть ниже затылка, и ее холод погасил огонь быстрее, чем выплеснутое в лицо ведро колодезной воды. Я хотела собрать его снова, хотела выпустить пламя, но руки больше не принадлежали мне. Только глаза. Совсем, как тогда в банке. И совершенно иначе, потому что сейчас я увидела, как упал на почерневший пол гвардеец. Всего лишь старик, который судорожно дышал и хватался рукой за сердце, совсем, как наш дворецкий Мур, когда лакеи уронили сундук с сервизом бабушки Астер.

Я отвернулась… Нет, меня заставили отвернуться и снова посмотреть в зеркало. От этого легкого движения боль пронзила тело. Словно огонь, который я не успела выпустить, теперь сжигал кости. И если бы я не закричала от этого, то закричала бы, увидев свое отражение.

Девушка, что смотрела на меня из зеркала все еще была грязна и растрепана, она улыбалась, хотя я не ощущала, движения губ. Я лишь беспомощно наблюдала, как мои собственные глаза вдруг налились тьмой. И я все-таки закричала. Кричала, пока девушка с моим лицом неловко пыталась стереть засохшую кровь со скулы. Но никто не слышал этого крика.