Правила Рамсфелда

Как министр обороны в 2001 году я знал, что мы сталкиваемся с трудной задачей. «Холодная война» завершилась. Советский Союз однозначно оказался на свалке истории. Не было никакой непосредственной угрозы нашей безопасности. На деле же нам пришлось защищаться от неизвестного, неопределенного, невидимого и неожиданного. В этих целях мы должны были отложить в сторону привычные методы размышления и выработать способность сдерживать, разубеждать и наносить поражение разным противникам, которые еще даже полностью и не проявились во всю мощь. Нам пришлось перестроить наши вооруженные силы таким образом, чтобы стимулировать их на разумный риск и находчивость. Нам нужно было такое министерство обороны, которое не только терпело, но и продвигало бы людей с прогностическими наклонностями, а не тормозящих все и ведущих себя скорее как бюрократы, а не новаторы, способные на разумный риск.

При таком типе мышления на первое место выходит не ожидание угрозы со стороны, а стремление предвидеть ее еще до появления. Одним из крупнейших поворотов в этом направлении стало изменение подхода определения «источника угрозы», который ранее доминировал в планировании на протяжении последних 50 лет. В годы «холодной войны» в этом был какой-то смысл. Мы знали, что угроза по большей части исходила от Советского Союза, и мы могли более или менее рационально установить направление их удара – центральноевропейская равнина. В XXI веке такого уже нет, поэтому мы приняли новый подход определения «возможностей угрозы». Это был такой подход, при котором в центре внимания оказывалось не столько представление о том, кто или в каком месте нам угрожает, сколько вопрос о том, каким образом к нам идет угроза и какие у нас есть шансы, чтобы ее предотвратить и разубедить потенциального противника в необходимости реализации угрозы.

Я сравнивал это дело с борьбой со взломщиками. Вы не можете знать, кто может влезть в ваш дом и когда. Все, что вы можете знать, так это то, как они могут влезть. Они могли бы попытаться разбить окно. Поэтому установите систему охранной сигнализации с датчиками на окнах. Они могли бы попытаться взломать замок отмычкой, поэтому поставьте на дверь засов. Они могли бы следить за вашим домом в районе, поэтому в таких случаях помогает организация регулярных патрульных обходов, чтобы отвадить плохих парней от вашей улицы. Не повредит также и наличие в хозяйстве немецкой овчарки.

Обладающие опытом руководители могут найти некий уровень безопасности даже при наличии неопределенной и неточной информации. Это также означает существование в соответствии с реалиями понимания того, что неизбежны вещи, о которых вы и понятия не имели, и такие исходы, которые вы даже совсем не могли предвидеть.

Научитесь говорить: «Я не знаю». Если вы будете говорить это в подходящие моменты, это будет происходить весьма часто.

Всегда существует гораздо больше какой-то определенности во время публичных дебатов, чем информации и данных, подтверждающих эту определенность. Хотя мой телевизор обычно настроен на новостной канал или спортивные события, я довольно часто попадаю на программы с дебатами или финансовый канал, где народ мелькает на экране, чтобы сказать миллионам зрителей с абсолютной убежденностью, что может случиться. Как любит говорить мой друг доктор Уильям Шнайдер о подобной категории людей, «этот парень может выступать по 50 раз в году». Говорящие головы твердят, что этот человек собирается выиграть выборы, или акции такой-то компании пойдут вверх, или экономика обречена, или она вступает в полосу подъема. Этого-де «никогда» не случится, а вот то-то будет «всегда».

С годами я не очень охотно стал употреблять такие слова, как всегда и

никогда. Это два из наиболее опасных слов в английском языке. Я признаюсь в том, что являюсь поборником перфекционизма в смысле точности языка, однако есть мало таких моментов, когда вы можете со стопроцентной гарантией сказать, что нечто никогда не произойдет или что-то будет оставаться всегда. Используя эти слова, вы настраиваете себя на ошибочный лад. Большие знатоки, вообще-то говоря, могут позволить себе ошибаться. Руководители никогда этого не делают – или, должен сказать, почти никогда не ошибаются.

Те, кто что-то знает, об этом не говорят.

Те, кто говорит, ничего не знают.

Лао-цзы

В Пентагоне корреспонденты часто просили меня предсказать, скоро ли кончатся войны в Афганистане и Ираке. Или во сколько обойдется война. Или много ли будет потерь. Каждый раз я преодолевал желание ответить на тот или иной вопрос. Но не всегда это удавалось. И если я попадал в эту ловушку, позднее очень об этом сожалел. Нет ничего дурного в том, чтобы сказать простые слова «я не знаю».