Кто же знал, что ноги могут быть сексуальными?
— Ты нашла себе ужин? — Его голос глубокий и хриплый. Он проникает глубоко внутрь меня. Мне стыдно за то, что его голос чертовски заводит меня.
— Я не люблю мясной рулет. — Я задираю подбородок вверх. — Извини, чувак.
Он стискивает зубы, и в его глазах вспыхивает огонь. Это заставляет меня хотеть сделать это снова — увидеть, как зелень в его глазах, кажется, вспыхивает более тёмными оттенками.
— Зови меня просто Адам дома. А в школе — директор Реннер.
Я закатываю глаза и пишу своей лучшей подруге Рите.
А под весельем она имеет в виду, что я буду следить за её сумасшедшей задницей, чтобы ею не воспользовались. Она не раз ловила кайф и чуть не сходила с ума. Это одна из причин, почему я никогда не употребляла наркотики. Кто-то же должен был позаботиться о Рите.
— Элма, — рявкает Адам, заставляя меня подпрыгнуть. — Убери телефон подальше.
Я выгибаю бровь, глядя на него.
— Прошу прощения?
— Сейчас не время и не место.
— Хорошо,
Адам засовывает мой телефон в карман джинсов, и я, прищурившись, смотрю на него. Если он думает, что я не заберу гаджет, значит, он сумасшедший. Но потом он скрещивает мускулистые руки на своей мощной груди и смотрит на меня взглядом, который говорит: «попробуй».
— Отдай его обратно, — приказываю я.
— Нет, пока ты не проявишь хоть немного уважения. Мы два незнакомых человека, и мне поручено заботиться о тебе. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это нормально поговорить со мной.
— Ты со всеми своими учениками так разговариваешь? — огрызаюсь я.
— Лишь с мелкими засранцами.
Я изумленно смотрю на него.
— Я всё расскажу отцу.
Он с вызовом выгибает бровь. Это отстойно, что Адам такой горячий, потому что он полный придурок.
— Он сейчас же вернется.
Что-то похожее на жалость смягчает его черты.
— Он не вернётся. По крайней мере, не в ближайшее время.
У меня внутри всё переворачивается, и я отрываю от мужчины взгляд. Слёзы щиплют мне глаза, но я быстро смахиваю их. Он прав, и я это знаю. Папа всегда сосредоточен на работе. Я люблю его, но как только мама умерла, он стал одержим компанией, которой частично владеет. Я практически вырастила сама себя после её смерти.
— Как скажешь, — бормочу я. — Я не буду есть.
Он ворчит, направляясь к холодильнику. Я надулась, скрестив руки на груди, не обращая внимания на пробегающую по телу дрожь. Меня предупредили, что здесь холодно, но не думала, что у меня было что-то подходящее, чтобы упаковать с собой. Но будь я проклята, если попрошу этого парня дать мне что-нибудь потеплее. Я всё ещё теряюсь в своих мыслях, глядя в окно, наблюдая за снежинками, когда чувствую запах чего-то пикантного и вкусного. В животе у меня урчит.
— Ешь, — приказывает он, ставя тарелку на стол.
Я поворачиваюсь и вижу кусок мясного рулета, картофельное пюре и зеленую фасоль, дымящуюся на тарелке. Мой желудок снова урчит. Закатив глаза, чтобы разозлить его, я бросаюсь в кресло и стараюсь не выглядеть так отчаянно, чтобы съесть домашнюю еду. Теперь, когда мамы нет, я обычно сама о себе забочусь, потому что папа всегда работает допоздна. Злаки. Макароны с сыром. Пицца. Мама обычно готовила самые лучшие ужина. Просто думая о ней и её ночных трапезах, когда она порхала по кухне, как будто это было для неё естественно, я снова борюсь со слезами.
Это отстой.
Отъезд из Флориды.
Прибытие в этот холодный ад.
Жить с долбаным директором средней школы, в которой я буду учиться.
Это полный отстой.
— Моя мама готовит самый лучший мясной рулет, — произносит он, усаживаясь напротив меня с собственной дымящейся тарелкой. Он толкает мне банку Колы, прежде чем начать есть.
Я беру вилку, лежащую на моей тарелке, и вонзаю её в мясной рулет. Одним кусочком позже и я в раю. Судя по всему, мне на самом деле нравится мясной рулет. Еда успокаивает меня, и я с жадностью проглатываю её. Когда я заканчиваю, Адам смотрит на меня, приподняв бровь.
— Проголодалась?
Жар заливает мои щёки, и я внезапно чувствую себя неловко.
— Ты хочешь сказать, что я толстая?
Его глаза расширяются.