— Что? Нет. Как, чёрт возьми, ты пришла к такому выводу? — Искренность мелькает в его зелёных глазах, и я слегка расслабляюсь. У меня есть некоторые изгибы — больше, чем у большинства девушек, которых я знаю — и это заставляет меня постоянно беспокоиться, что люди будут осуждать меня за это. Я довольна своей грудью и задницей. То есть до тех пор, пока я не начинаю искать джинсы, и ни одни из них не подходят к моему круглому заду.
— Можно мне забрать свой телефон? — спрашиваю я, меняя тему разговора.
Адам откидывается на спинку стула и оценивающе смотрит на меня. Мне хочется поёжиться под его пристальным взглядом.
— Позже. А сейчас я хочу поговорить.
Я раздражённо фыркнула:
— Ладно, тогда говори.
— Как ты развлекаешься?
Из меня вырывается насмехающийся смех.
— Как я развлекаюсь? О, боже мой.
Он свирепо смотрит на меня.
— Я говорю совершенно серьёзно.
— Я играю на своём телефоне, — невозмутимо отвечаю я. — Так что, как видишь, мне скучно. — Я ухмыляюсь ему и наслаждаюсь тем, как пульсирует жилка на его горле.
— А чем ещё ты занимаешься? Спорт? Оркестр?
— Оркестр? — вскрикиваю я сморщиваю нос. — Фу. Нет.
— Не будь такой принцессой. Оркестр — это изнурительная работа.
Ещё один закат глаз.
— Хорошо, директор Реннер.
Мышца на его шее дёргается, и если бы он не был таким раздражающим, мне бы захотелось её лизнуть. Но он раздражает и груб. Я определённо не хочу его облизывать.
Ну, может быть, только один раз, чтобы узнать, каков он на вкус.
— Ты найдёшь себе какое-нибудь занятие, пока будешь здесь. Что-нибудь конструктивное. Что-нибудь полезное для твоего будущего.
Чёрт возьми, он ещё хуже папы. Он как двойная доза папы. Брр. Моя жизнь кончена. Я незамедлительно отказываюсь от мысли с облизыванием его шеи.
— Нет. Чёрт возьми, нет. — Я поднимаю подбородок и надеюсь, что смотрю на него своим лучшим устрашающим взглядом.
Адам встаёт со своего места, и я стараюсь не обращать внимания на то, как напрягается его бицепс, когда он наклоняется через стол, чтобы взять мою тарелку. Когда его голова склонилась ближе к моей, я почувствовала его мужественный аромат, который заставил меня думать ещё о более глупом, чем просто облизать его шею.
— Так и будет. Мой дом, мои правила. — Он одаривает меня трусико-плавящейся улыбкой, от которой я вся краснею. — Моя школа, мои правила.
Он начинает загружать посудомоечную машину и насвистывать. Весёлый засранец. Ни за что на свете я не стану участвовать ни в каких внеклассных мероприятиях. Пять месяцев — и я свалю отсюда. Я вернусь во Флориду к своим друзьям и…
И что?
Я разберусь с этим, когда приеду туда.
Глава 4
Адам
Серьёзно, Матео?
Не могу поверить, что он доверил мне свою дерзкую дочь-подростка.
Чёртова моя жизнь.
Я неохотно вернул Элме телефон после ужина, и с тех пор она не отрывается от него. Жаль, что она не стала приветливее. Я провожу много времени здесь, у чёрта на куличках, в своей хижине. Один. На секунду мне даже захотелось, чтобы кто-то разделил моё пространство, ужины и беседы. Когда я увидел её, я даже позволил самой низменной мужской части себя восхититься тем, как она чертовски красива, и оценить тот факт, что я буду любоваться ею всё время, чёрт возьми.
Но тут она открыла рот.
Она задрала нос кверху и вела себя как одна из избалованных девчонок в школе.
Суровое напоминание, но оно мне явно было нужно, чтобы я не возжелал красотку-дочь друга. Как будто мои глаза имеют собственный разум, они блуждают от новостей по телевизору к её голым ногам от колен до бёдер. Ровный, золотой светло-коричневой тон кожи. Элма разулась и поджала под себя ноги, пока пальцы её рук летали над телефоном. Я уверен, что она пишет всякую чушь обо мне своим друзьям.
— Холодно, — говорит она, надув губы и не поднимая глаз.
— Ты больше не во Флориде, Дороти.
Девушка смотрит на меня своими тёмно-карими глазами достаточно долго, чтобы одарить меня снисходительным взглядом, который я привык видеть от своих студентов, прежде чем она вздыхает и снова начинает печатать. Я подавляю разочарованный стон и поднимаюсь с кресла. Я достаю из шкафа потёртое стёганое одеяло и бросаю ей.
— Уже довольно поздно. Ты хочешь принять душ сейчас или утром перед школой? — спрашиваю я, глядя, как она устраивается под одеялом.
— Завтра.
Она улыбается своему телефону, и он освещает её черты лица. Мне бы хотелось, чтобы она делала это почаще. Не то фальшивое дерьмо, которым она меня сегодня ослепила.
Я тянусь к пульту и выключаю телевизор. Пока Элма пишет, я роюсь в своей сумке и достаю расписание, которое распечатал для неё, когда получил документы о переводе из другой школы. Я кладу бумаги на кофейный столик и скрещиваю руки на груди.
— Твоё расписание, — произношу я с ноткой раздражения в голосе.
Когда она продолжает игнорировать меня, я вырываю телефон из её рук и снова кладу его в карман.
— Эй! — кричит она, глядя на меня снизу-вверх, её ноздри раздуваются от ярости. — В чём твоя проблема?