Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Он не стонал, не визжал и не рычал, а он именно кричал. Этот крик я запомнила на всю жизнь, он до сих пор иногда преследует меня во снах. Воплощение боли и страха, почти человеческих. Ветеринар пытался что-то мне сообщить, но я не слышала. Мой слух отказывался воспринимать что-то другое, кроме крика Гомера. Его передняя лапка поднялась в воздух, и он замахнулся на меня — на меня, — промазав когтями мимо моей щеки на пару дюймов.

Должно быть, я очень побледнела от испуга, потому что ветеринар строго сказал:

— Сейчас я заберу его в другую комнату, пара санитаров мне поможет. Ждите в приемной. — А потом, уже мягче, добавил: — Постарайтесь не слишком беспокоиться. Мы не причиним ему боль.

Он положил Гомера в корзинку и вышел, оставив меня одну.

Когда я была ребенком, у отца была собака по кличке Пенни, немецкая овчарка, очень ласковая. Пенни просто обожала папу, следовала за ним повсюду с восхищенными глазами и готова была жить и умереть только ради того, чтобы сделать его счастливым. В конце жизни у нее развилась дисплазия тазобедренного сустава, как это часто бывает у собак крупных пород. Отец в течение двух лет терпеливо помогал ей подниматься, когда она силилась встать. Он убирал за ней, когда кишечник собаки неконтролируемо опорожнялся. И вот однажды, когда он пытался помочь ей встать, Пенни повернулась и укусила его. Она сразу же присмирела, принялась скулить и лизать его руку с отчаянной мольбой о прощении, которое, конечно, сразу же получила.

Но мой отец, когда рассказывал эту историю, всегда говорил о том, какой урок он получился в тот день. Он отвез ее к ветеринару — и Пенни больше никогда не вернулась домой.

Мысли о Пенни пронеслись в моей голове, когда я увидела когти Гомера рядом со своим лицом после стольких лет непоколебимой любви и верности. Я почувствовала внезапную беспомощность. Впервые с тех пор, как я принесла его к себе домой, я ничего не могла для него сделать. Я стояла в одиночестве в этой комнате, а Гомера забрали, потому что я ничего не могла сделать, чтобы помочь ему. Даже после 11 сентября я была на что-то способна. У меня был план, которому я могла следовать. Гомер всегда нуждался во мне больше, чем другие кошки, как бы сильно я их ни любила. Я обещала, что я никогда не позволю ничему плохому случиться с ним, и делала все, что могла, на протяжении долгих лет, но в итоге сдержать обещание до конца не сумела. В тот момент я поняла, что такие обещания невозможно сдержать в принципе. Вы можете любить домашнее животное или ребенка, можете попытаться защитить их от всего, что только придет вам в голову, но спасти их от самой жизни не в вашей власти. С осознанием этого пришло понимание боли, через которую сейчас проходил Гомер, и тех решений, которые мне волей или неволей придется принять гораздо раньше, чем хотелось бы.

Мои кошки старели. По некоторым стандартам, они уже были стариками. Гомеру было одиннадцать и скоро должно было стукнуть двенадцать. Вашти было тринадцать, а Скарлетт — четырнадцать. Скоро должна была состояться наша с Лоуренсом свадьба, и мы любили разговаривать о нашем будущем, строя планы на ближайшие пять или десять лет. Они автоматически включали в себя и моих кошек. Я просто не могла представить свою жизнь без них. Без них я бы никогда не стала той, кем являюсь. Фактически они были рядом всю мою взрослую жизнь. Казалось, еще вчера они попали ко мне котятами, которых едва оторвали от материнской груди.

Но они старели. И в тот миг я осознала, что после свадьбы наша с Лоуренсом совместная жизнь с кошками будет очень короткой. Довольно скоро никого из моих питомцев не будет рядом.

Я вышла из комнаты ожидания на улицу. Там я вытащила мобильный телефон из сумочки и позвонила Лоуренсу на работу. Храбрым, хотя и взволнованным голосом я хотела сообщить ему, что пока ничего не ясно, мне просто нужно было, чтобы он меня успокоил. Но как только я услышала его голос, то расплакалась.

— Я еду к тебе, — заявил Лоуренс.

Я пыталась собраться с силами и заверить его, что в этом нет необходимости и со мной всё в порядке. Но Лоуренс спокойно возразил:

— Гвен, он и мой кот тоже.

Ветеринар вернул нам Гомера полчаса спустя и пообещал перезвонить в течение суток, как только получит результаты анализов.

— И что нам теперь делать? — спросил Лоуренс.

— Постарайтесь, чтобы он хоть немного попил. Если он вдруг проголодается, позвольте ему есть столько, сколько он захочет, и то, что ему захочется, — ответил врач.

Лоуренс отвез нас домой и поехал обратно в офис. Я весь день просидела с Гомером. Он выполз из переноски и, утомленный таким началом дня, заснул в паре дюймов от нее. Чуть позже я завернула его в старое одеяло и вынесла на балкон, чтобы он мог поспать на солнце. Гомер всегда хотел выйти на балкон, как иногда делали Скарлетт и Вашти, но я не разрешала. Он так быстро двигался, что уследить за ним было невозможно.

Но сегодня я посчитала, что нет ни малейшего шанса, что он от меня улизнет.