Однажды мне довелось наблюдать за тем, как Гомер в пылу погони за мухой взлетел на спинку стула. Балансируя на трех лапках, четвертой он лихорадочно пытался сбить муху, которая, вместо того чтобы сразу сдаться, отлетела куда-то за его голову. Гомер — клянусь! — оттолкнулся от стула и, эффектным движением бросив тело в заднее сальто с вращением, сцапал муху прямо в воздухе, а затем, изогнувшись, мягко приземлился на все четыре лапки.
— О, ну вот это ты уже просто красуешься, — протянула я, не в силах сдержать смех, столь очевидным было его довольство собой.
Дошло до того, что мне не нужно было вертеть головой, чтобы увидеть, где именно жужжит назойливая муха: достаточно было заметить мелькнувшую черную тень, и все было кончено.
Иногда я забавлялась, представляя себе разговоры мух, наблюдавших за тем, как их товарку постиг бесславный конец и она пала жертвой слепого кота. Мне подобный диалог виделся примерно таким:
Первая муха.
Вторая муха.
Взяв на себя обязанности нашего домашнего «егеря», Гомер следил не только за мухами. Он доказал, что одинаково хорошо справляется со всей живностью: муравьями (они ловились так легко, что это было почти оскорблением), москитами и прочей мошкарой.
А потом появились тараканы. Сейчас я живу в Нью-Йорке и видела, кого здесь называют тараканами. Они не идут ни в какое сравнение с южными «плохими парнями», такими огромными, что их можно оседлать и отправиться верхом на дерби в Кентукки. Высокий этаж означал, что полномасштабное нашествие нам не угрожает. Но отдельные лазутчики (здесь их называют «пальметто») были крупнее прочих и к тому же умели летать. Проникнув в нашу квартиру, они вскоре сами жалели об этом своем умении. Если успевали.
Каким бы проворством ни отличались тараканы, за мухами им было не угнаться. За мухами мог угнаться Гомер. У тараканов было свое преимущество. В отличие от мух, что волей-неволей возвещали о своем прибытии, эти действовали бесшумно. По крайней мере, так казалось мне. Но слух Гомера был куда острее моего. Острее даже, чем у Скарлетт или Вашти, в чем я могла убедиться — и даже неоднократно.
Какими бы быстрыми ни были тараканы, им было не сравниться с мухами, которых Гомер отлавливал с завидной регулярностью. Не раз я наблюдала, как Гомер водит головой, прислушиваясь к чему-то, чего я не слышала. Потом он срывался с места к какой-то точке — и оттуда выползал таракан.
Гомер имел обыкновение съедать свою добычу. Исключение составляли только тараканы — их он приберегал для меня. Две недели подряд были особенно сильные дожди, и не проходило ни дня, чтобы утром я не просыпалась с двумя или тремя мертвыми тараканами, аккуратно сложенными перед кроватью.
Стоило ему услышать, как я пошевелилась, он тут же спрыгивал с кровати и, подойдя к кучке дохлых тараканов, принимался призывно мяукать (с его стороны нелогично было бы подумать, что я смогу найти без посторонней помощи не издающих ни звука тараканов).
— Спасибо, Гомер, — неизменно благодарила я, радуясь, что он не мог видеть отвращение, написанное на моем лице. — Ты очень заботливый кот. Маме нравятся ее новые тараканы.
Гомер вытягивал передние коготки и цеплялся за мои ноги в надежде, что я поглажу и приголублю его, что я и делала щедро и с удовольствием.
Теперь, когда у меня была собственная квартира, ко мне частенько захаживали друзья. Гомер всегда здоровался с ними с вежливым интересом, но никогда не давал спуску шестиногим вторженцам.
— Ничего себе! — говорили все, впервые увидев, как Гомер выхватывает в воздухе муху футах в пяти над полом. — Он же слепой!
— Только ему не говорите, — отвечала я. — Думаю, он и не догадывается.
— Он похож на мистера Мияги из «Парня-каратиста»[19]
, способного поймать муху с помощью палочек для еды, — как-то заявил мой друг Тони. — Эх, хотел бы я, чтобы у меня была целая коробка с мухами и тараканами, — я бы тогда выпускал их по одному, а Гомер бы ловил.Я с отвращением содрогнулась, представив себе подобное.
— Я несказанно рада, что такой коробки у тебя нет.
Тем не менее это была не самая большая добыча Гомера. Эта честь ему еще предстояла.
Глава 14. Mucho gato
На дворе стояла удушающе жаркая июльская ночь, когда я в испуге проснулась в четыре часа утра от незнакомого звука.