Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Когда я наконец встретилась с ним и прямо спросила, в чем была причина такого поведения, он раскрыл мне страшную тайну: его отец был алкоголиком, травма детства никуда не делась, и хотя я нравилась ему больше, чем можно выразить словами, я должна была понять, что он из тех парней, которым нужно дважды подумать, прежде чем на что-то решиться, хотя в душе он никак не сомневался, что мы сможем еще быть очень дружной парой и после этого разговора, конечно же, лучше поймем друг друга, чем до того, как этот разговор состоялся.

Я попросила его никогда больше мне не звонить.

Не скажу, что взвешивала каждое слово. Я не думала: «Если он относится к тебе так в самом начале отношений, то лучше уже не будет». Я не пыталась себя убеждать: «Не может человек, которому ты нравишься настолько, насколько он сам говорит, не прийти на свидание три раза подряд!» Все это, возможно, и правда, но ни одно из этих слов мне на ум не пришло.

Я чувствовала лишь отвращение. Пользуясь его логикой, выходило, что сделать больно мне сейчас (конечно же, мне было больно) можно уже потому, что двадцать с лишним лет назад кто-то сделал больно ему. Но, как по мне, то было равносильно признанию очень плохого человека: «Мол, да, я такой, и что с меня возьмешь?» Возможно, он даже считал себя честным человеком, а честность, как известно, не порок. Лично я таковым его не считала: я считала его тем, кто искренне полагал, будто сбросить свою боль на кого-то легче, чем с нею жить, вот и всё.

Не то чтобы я считала, что это неправильно. Это было хуже чем неправильно. Это было не по-мужски.

Как и любая женщина, у которой за плечами немалый жизненный опыт, я могла бы написать целую книгу подобных историй. Но эта история вовсе не о тех мужчинах, что были в моей жизни и оставили в ней след. У всех были качества, достойные восхищения, и все делали ошибки. Ошибки делала и я. В конце концов, все мы люди.

Но с «усыновлением» Гомера изменилось само мерило, с которым я подходила к мужчинам. Сравнивать мужчину с котом может показаться глупым, но только не для меня. Гомер грудью встал на мою защиту перед лицом опасности. Я вовсе не ожидала, что такая возможность представится моим мужчинам и они поступят так же. Гомером я восхищалась. С каждым днем я все больше хотела быть на него похожей: сильной, как он, отважной, как он, дарить верность за верность. Хотела сохранить в себе радость жизни вопреки всем невзгодам. И начала мечтать о мужчине с такими же качествами. Я поняла, что не могу быть рядом с кем-то, на кого не хочется равняться и восхищаться им каждый день. Ум, внешность, чувство юмора — все это, конечно, важно, но…

Но это далеко не главное.

Когда я впервые увидела Гомера, еще давно, в ветеринарной клинике, меня поразили в нем его внутренняя жизненная сила и отвага, которых у него с лихвой хватило бы на других кошек и даже многих людей. До этого я выбирала знакомства и заводила питомцев по меркам, которые пусть и не озвучивала, но всегда подспудно держала в уме, как то: сообразительность, личное обаяние и то, насколько мне хорошо в их компании. Но больше всего я нуждалась в том, чтобы они нуждались во мне, и пусть это не покажется странным. Именно поэтому моя первая работа была связана с благотворительностью. Скарлетт и Вашти я тоже «удочерила» потому, что они отчаянно во мне нуждались, и лишь потом я полюбила их за то, что они стали моими.

С Гомером все было иначе. Я полюбила его потому, что он был весел и отважен, а вовсе не нуждался в защите, несмотря на боль и горести первых недель своей жизни. Вы можете сказать, что Гомер был просто котом — и не мог думать, дескать, что толку чувствовать себя несчастным, все равно ничего не изменишь, — и будете правы. Но я работала со многими брошенными, обиженными и травмированными животными, и мне ли не знать, что всю оставшуюся жизнь они чувствовали себя загнанными, так и норовя цапнуть или броситься на каждого, кто к ним приближался. Как бы ни обливалось ваше сердце, винить их в этом было нельзя. Ведь ничего иного они в жизни не знали. Ничего иного не знал тогда и Гомер. Его оптимизм и отвага были врожденными — эти качества можно в себе закалить, но научить им нельзя. Отвага Гомера была в его крови так же, как и охотничьи инстинкты тогда, когда он ловил мух, и тогда, когда неслышно подкрадывался к добыче, прежде чем совершить решающий прыжок.

«Усыновление» Гомера было первым в моей жизни осознанным решением о продолжении дальнейших отношений, основанным не на внешних данных, а исключительно на внутренних качествах, — вот так я бы описала то, что произошло между нами, если бы могла ясно мыслить в то время. Речь, естественно, идет не о каком-то его особом обаянии и не об отчаянной нужде. В нем было что-то такое, что вызвало мое уважение, — то, что я уважала бы и в человеке, если бы мне встретился именно такой человек.