Правила счастливой свадьбы

На другой стороне Тверской было пустынно. Одинокий прохожий остановился, будто отдышаться, и стал поглядывать на окна купеческого дома. Лицо его, скрытое темнотой, было не слишком приятным. Увидишь такое в темноте – напугаешься до смерти. Как будто природа вылепила его из остатков того, что нашлось под рукой. Летнее пальто, в которое он был одет, топорщилось сзади горбом.

В темном промежутке между фонарями он стоял незаметный. Заранее убедился, что городовой проследовал в дальний конец поста. Теперь нескоро вернется. Никому до незнакомца дела нет. Прохожие в такой час редко когда прошмыгнут.

Он оперся плечом о стену и глубоко вздохнул.

В окне купеческого дома мелькнул свет. Огонек свечи вздрогнул и пропал, потом снова появился, посветил звездочкой, после чего исчез окончательно.

Горбун что-то глухо пробурчал. Подняв руку, погрозил дому хилым кулачком.

– Всех ненавижу, – чуть слышно пробормотал он. – Погодите, скоро уж рассчитаемся.

Заложив руки за спину, он развернулся и отправился вниз по Тверской. И вскоре без следа растворился в ночи. Как будто и не было вовсе…

Правило II. Сговор

«Правила хорошего тона говорят, что после личного объяснения с невестой в случае ее согласия на брак жених должен явиться к родителям невесты и просить у них ее руки. Официальное предложение следует делать, являясь в полной парадной форме или же во фраке и белом галстуке. Жених никогда не должен обижаться, если родители невесты начнут расспрашивать его о семейном или общественном положении, о материальных средствах, о службе и т. д. Все это вполне естественно со стороны родителей невесты, для которых так дорого счастье их дочери, что они не могут отдать ее хотя бы и любимому человеку, не принимая во внимание его материального положения. Поэтому оскорбляться этим было бы совершенно неосновательно. Со своей стороны родители невесты должны наводить справки об имущественном состоянии жениха по возможности через других, так как личные объяснения по этому поводу по большей части бывают неприятны».

Баронесса Врангель. «Новейшая школа семейной, общественной и светской жизни». М., 1892.

26 апреля 1894 года

* * *

Завтракали в молчании. По заведенному обычаю утром собирались в малой столовой. Зала была оформлена с купеческим шиком. Дубовый потолок держали мощные балки, стены закрывали панели с тонкими вставками растительных узоров. Не пощадив труд мастеров, прямо в тонкие орнаменты были вколочены крюки, на которых развесили картины со сценами охоты и старинное оружие. Для полного шика прицепили французский гобелен, на котором свора легавых загоняла благородного оленя. Спинки стульев были покрыты резными украшениями, от которых оставались следы на спине. Сидеть приходилось с осторожностью, зато возникала стройность. Стулья выточены под старину, во вкусе средневековых английских королей, как представлял этот вкус московский купец Бабанов. Несмотря на помпезность, столовая казалась тесной, как старый сундук. Свет из окон и хрустальная люстра не справлялись с мраком мореного дерева.

Хозяина не было, а порядок держался незыблемо. Члены семьи заняли свои места. Авиве Капитоновне полагалось находиться по правую руку от главы стола – там, где много лет назад указал сесть муж, когда привел ее в дом. Там вдова находилась сейчас. Напротив нее место пустовало: Федор Козьмич не разрешал садиться по левую руку от себя. Занять этот стул сестра не посмела. Астра сидела сразу за пустым стулом, немного наискосок от матери. За ней Гая. Василиса была допущена, но имела право сидеть в нижнем конце стола, чтобы бегать на кухню по любой надобности.

В тишине столовой звякали ложки о севрский фарфор. От тарелок глаза никто не поднимал. Будто опасались глянуть на черный монумент стула Федора Козьмича. Будто сам он незримо присутствовал. Или сквозняк разыгрался.

Оставив ложку в каше, Астра сложила перед собой руки, как прилежная ученица пансиона.

– Маменька, позвольте поговорить, – сказала она чрезвычайно спокойно.

Не глянув в ее сторону, Авива Капитоновна продолжила есть маленькими глотками.

– Чего тебе?

– Все, что сейчас скажу вам, не порыв расстроенных нервов барышни, не пустые страхи, а твердое понимание катастрофы, в которую вскоре превратится моя жизнь… Поэтому прошу вас, как только дочь может просить любящую мать, которая дала ей жизнь, прошу вас: пощадите, не отнимайте мою жизнь… Пощадите меня… Пощадите, маменька…

Гая с Василисой замерли над тарелками, не смея шелохнуться. Астра с вызовом смотрела на мать. Она казалась спокойной, как спокоен человек, которому нечего терять. Авива Капитоновна не сразу взглянула на дочь.

– Не понимаю, о какой пощаде ты просишь, дорогая, – наконец сказала она. – Кажется, у тебя есть все, о чем может мечтать любая девушка…

– Вы знаете, о чем прошу, – с вызовом ответила Астра.

– Нет, не понимаю и не желаю понимать… Выскажись напрямик.