Правила счастливой свадьбы

– Значит, существование клуба признаете, – сказала Агата, чем окончательно обидела тетушку. – Но ведь это понятно: одна смерть может вызвать подозрения, а когда их несколько, цель преступления будет размыта… Никто не подумает, что за всем этим стоит граф Урсегов. Его еще и жалеть будут…

– Ну, знаешь, – только и смогла ответить Агата Кристафоровна. Она отчаянно страдала, что нельзя обратиться к Пушкину, чтобы он защитил невинную девушку. И по-настоящему испугалась за ее жизнь. Но что же теперь делать? Предупредить мадам Бабанову, чтобы не выпускала дочь из дома?

– Завтра глаз не спущу с графа, – сказал Агата, будто подслушав. – Надо предупредить мадам Бабанову, чтобы не выпускала Астру Федоровну из дому и не принимала гостей…

Бедная Агата Кристафоровна только представила, как заявится в дом на Тверской и начнет убеждать мадам Бабанову, что дочери грозит опасность… Нет, это решительно невозможно…

– Не знаю, что делать, – призналась она. – А ты что думаешь?

На этот счет у Агаты имелись особые соображения. Среди них не было только одного: запросить помощи у Пушкина. Еще сам умолять будет…

* * *

Выслушав доклад Ванзарова о блестяще проваленном сватовстве, Михаил Аркадьевич не опечалился. Он пребывал в бешенстве. Не потому, что дражайший племянник поднялся на новую ступеньку глупости, а потому, что сегодня вечером дома предстояло выслушать рассуждения жены о его умственных способностях. В чем-то дражайшая супруга будет права: нельзя было доверить ответственное дело двум юнцам, один из которых балбес, а другой наглец. Судя по печальному выражению Ванзарова, он и представить себе не мог всех последствий случившегося.

– Уму нерастяжимо! – только и мог выдавить Эфенбах. – Невиданное видимо!

– Господин статский советник, позвольте соображение, – не постеснялся наглец. Приятель его не такой храбрый, не рискнул заявиться к дяде.

– Соображать поздно, – в сердцах ответил Эфенбах. – Снявши голову, по ушам не плачут… Катастрофа безмерная…

– Есть еще шанс, – сообщил Ванзаров приятную новость.

Эфенбах еле удержался, чтобы не запустить в него чернильницей.

– Шанс? Шанс есть у верблюда пролезть в угольное ушко, раздражайший мой…

– Возможно, Зефи… то есть, простите, Мафусаил не сообщил вам: у него есть еще барышня на примете.

– Откуда? – спросил глубоко ошарашенный дядюшка Зефирчика.

– Не могу знать… Но Зефи… То есть Мафусаил утверждает, что завтра его ждут еще в одном доме… На сватовство… Подробности мне неизвестны…

– Вот ведь, щенок удалой! – не без гордости выразился Эфенбах. – Чуть душа в теле держится, а глазок на пол-Москвы состроил! Молодец-пострелец…

– Надеюсь, что завтра закончится удачно…

– Надейся, а иначе обоим… – Эфенбах от души хрястнул кулаком по столу. – Сухого места не останется! Чтоб ни в сучок, ни в задоринку, а самое семечко ринули!

Ванзаров обещал не подвести. Хоть в этот раз.

– Господин статский советник, дозвольте спросить разрешения?

– Чего тебе? – перестав сердиться, ответил Михаил Аркадьевич.

Ванзаров сообщил, что заметил в «Славянском базаре» воровку, которую давно ловит полиция. Если будет позволено, возьмет ее лично. Ну, или с подмогой ближайшего городового. Эфенбах прикинул, что большой беды в том не будет, если юнец развлечется, пусть поиграет в полицейского. Вдруг воровку поймает, тоже польза. И он разрешил.

Осчастливленный Ванзаров покинул кабинет со вздохом облегчения: по сравнению с тем, что натворил Зефирчик, распекания начальника сыска были сущим пустяком. Так, нежный ветерок диких пословиц…

Остаться одному, чтобы собрать душевные силы перед разговором с супругой, Эфенбаху не дали. Заглянул Пушкин.

– А, раздражайший мой! – закричал Михаил Аркадьевич. – А ну, заходи-подвинься… С тебя-то меня и надо…

Войдя, Пушкин сел на дальнем конце стола для совещаний. Чтобы искры, которые должны посыпаться из начальника, не слишком жгли.

– Ты это, что укурдючил? – не обманул ожиданий Эфенбах. – Ты зачем убийственное дело дурака фон Глазенапа хомутом прицепил? Тебя кто упросил?

– Пристав по неопытности хотел оформить несчастный случай, – ответил Пушкин.

– А оно разве не того?

– Доктор Преображенский по моей просьбе провел исследование и вскрытие тела. Обнаружено отравление аконитином.

Пушкин доложил: оставил главное, опустив подробности и мелкие детали, которые сейчас не мог объяснить.

– Вот куда, значит, заехало, – сказал Михаил Аркадьевич с печалью в голосе. – Бедная крошка в свадебном платье, как в погребальном саване лежала…

Надо было отметить, как верно начальник сыска описал место преступления, которого не видел. Или уже успел прочесть заключение доктора? Кто считал Эфенбаха простаком, сильно ошибались, на чем обжигались. Пушкин в очередной раз в этом убедился. Любому чиновнику приятно служить под началом умного человека.

– Потравили бедняжку, – продолжал он. – Экая мерзость выползла… Что размышляешь?