Правила счастливой свадьбы

– Обер-полицмейстер закроет вашу газету.

Конторщик глянул, кто посмел угрожать городской прессе. Господин, стоявший над ним, не вызвал желания спорить. Хотя ничего угрожающего в нем как будто не было. Шашки и револьвера даже не имелось. Холодного взгляда достаточно.

– Вы кто такой, позвольте спросить? – не поддался Иванов, хотя ему захотелось.

– Сыскная полиция, чиновник Пушкин, – последовал короткий, как удар, ответ. – Полковник Власовский сделал выговор вашему издателю за вчерашнее объявление. Публикация объявления бланкетки приведет к печальным последствиям.

Господин с простецкой фамилией говорил так спокойно, что конторщик Иванов окончательно испугался. Он знал, что вчера господин Пастухов, редактор и издатель, вернулся после посещения обер-полицмейстера слегка взъерошенным, будто его оттаскали за ухо. И кажется, с синяком под глазом. Так неужели из-за дурацких правил ставить под удар газету?

Из папки, куда складывались поданные записки, Иванов достал половинку листка, исписанную правильным девичьим почерком, и протянул.

– Вот, извольте…

Объявление, которое подала мадемуазель Бабанова, сообщало:

«Юная барышня желает сегодня получить уроки жизни от солидного господина, умудренного опытом. С.М.В.6 ч. Алая лента».

Пушкин держал листок, думая, что с ним сделать.

– Когда выйдет?

– Завтра, разумеется… В подвале. Прикажете снять? – вкрадчивым образом спросил Иванов, вставая и немного склоняясь перед сыскной полицией.

Не ответив, Пушкин отошел к столу с подшивками и вернулся с толстой пачкой:

– Кто подал вот это объявление?

Иванов глянул, куда указывал палец чиновника сыска, а затем на день выпуска.

– Так… Позвольте, вышло в печати 22 апреля, в пятницу, значит, подано накануне, – тут конторщик буквально нырнул в конторскую книгу, в которой посетители расписывались за оплату, перелистал страницы и нашел запись по одному ему известной системе. – Вот, податель…

Довольно небрежный почерк вывел фамилию с инициалами: «Юстова Т.И.». Рядом с фамилией виднелся затейливый девичий росчерк. Пушкин сравнил напечатанное объявление с тем, что ждало выпуска. Разница нашлась лишь в одном: вместо «6 ч» было напечатано «26, 11 ч». Даже подпись «Алая лента» совпадала, что было несколько неожиданно. Перекидывая выпуски, Пушкин стал проверять предыдущие дни.

Иванов только успевал следить, как летают страницы, и терпеливо ждал.

Добравшись до начал месяца, Пушкин не нашел похожих сообщений от Алой Ленты. В Москве всем было известно, что полоса объявлений порой использовалась для обмена сообщениями теми, кто желал сохранить секретность своих сношений. Общаться инкогнито, так сказать. Хотя конторская книга знала все и про всех.

– Так что делать с объявлением мадемуазель? – спросил Иванов, силясь не чихнуть. Подшивки вбирали в себя всю пыль газеты.

Захлопнув подшивку, Пушкин оставил ее конторщику.

– Печатайте. Теперь другое дело…

– Что угодно-с?

– Записка со вчерашним письмом женихов сохранилась?

Чего-то подобного Иванов ожидал. Он безропотно полез в глубины письменного стола, долго шуршал там и, наконец, вылез с тонкой папкой. Развязав тесемки, он бережно вынул лист обычной писчей бумаги. Письмо женихов было написано резким, характерным почерком. Пушкин не столько читал, сколько всматривался в слова. Без помощи доктора Преображенского он не был окончательно уверен.

– Что-то не так-с? – услужливо спросил Иванов.

– Это письмо необходимо изъять.

Иванов тут же протянул папку, чтобы не помять ценный документ.

– Понимаем-с… Как же иначе… Раз такая необходимость… Чем могу-с еще помочь?

– Кто оплатил публикацию?

– Сию минутку-с…

Не позволив себе присесть, Иванов стал листать конторскую книгу. Он принялся водить пальцем и наткнулся на нужную строчку. Развернув книгу, Иванов указал на запись.

– Вот, извольте-с… Повышенный тариф в жирной рамке…

Росчерк подателя был путаным, а фамилия, записанная небрежной рукой, читалась отчетливо. Судя по дате, письмо женихов подали в субботу, 23 апреля.

– Подала та же мадемуазель, что сегодня принесла новое объявление? – спросил Пушкин, все еще рассматривая письмо, наделавшее такой переполох.

– Прошу простить, не могу знать, – ответил Иванов с поклоном. – В субботу принимал сменщик. И два дня до того…

– Он сейчас в редакции?

– Никак нет-с… Отпросился на свадьбу в Саратов… Будет через неделю… Но ежели желаете узнать… – тут Иванов замялся.

– Проходит много людей, запомнить трудно, – помог Пушкин.

Иванов благодарно кивнул.

– Именно так-с… Весь день слова считаешь, чтобы не ошибиться… А то издатель из нашего кармана недостачу берет… Куда уж лица запоминать…

– Где подпись мадемуазель Бабановой?

Конторщик с готовностью перевернул лист и указал на незаконченную колонку. Не требовалась лупа, чтобы обнаружить, как сильно изменились закорючки за прошедшие три дня. Ничего похожего, даже близко.

– Чем еще могу-с помочь, господин Пушкин?