Правила счастливой свадьбы

Молитвенно сложив руки, Агата стала умолять «душеньку и голубчика» Михаила Аркадьевича не выдавать ее, а спасти от этого «ужасного человека, который ее преследует повсюду и не дает жизни». Хоть господин Эфенбах был женат, женские слезы и мольбы всегда проникали ему в сердце. Ну как не пожалеть бедняжку? Открыв потайную дверцу, замаскированную шторой, он сказал сидеть там тихо, как «мышь на цепи». Агата чмокнула начальника сыска в хорошо выбритую щеку и юркнула в укрытие. В укрытии не было окон, зато стоял диван, на котором Михаил Аркадьевич порой отсыпался или прятался от хлопот службы.

Господин Смольс вошел, кивнул без лишних церемоний и присел на ближний стул. От столичного лоска не осталось и следа. Волосы всклокочены, небрит, галстук завязан кое-как. В нем появилась грусть, какая охватывает горько пьющего человека.

– Удалось найти какие-то следы баронессы?

Глаза его были исполнены печали. Эфенбах основательно хмыкнул.

– Следов нет, – строго ответил он.

– Вот как… Может быть, чем-то сможете утешить… Хоть какая-то надежда…

– Утешьтесь: надежды нет…

Смольс сжал кулаки на груди:

– Убита? Погибла? Утонула?

– Хуже… Уехала на Кавказ с черкесом, – выдал Михаил Аркадьевич первое, что пришло на ум. – С Кавказа возврата нет… Точка. Дело закрыто.

Удар дипломат принял мужественно. Только прикрыл глаза, посидел немного в молчании и поднялся.

– Благодарю за правду, – сказал он, отдавая официальный поклон.

– А вы это чего удумали? – с тревогой спросил Эфенбаха. Врать он не стеснялся и умел так, как никто. Ему стало искренне жаль страдающего человека. Если бы не голубка, что сидела в закутке, ни за что бы не соврал.

– Не беспокойтесь, господин статский советник, – ответил Смольс с печальной улыбкой. – Я не наложу на себя руки и не доставлю вам неприятностей… Буду прожигать жизнь до дна. Где прожигать, как не в Москве…

Вдруг он потянул носом.

– Ну, вот уже понемногу схожу с ума…

– Что такое? – строжайше спросил Эфенбах. Сходить с ума в сыске никому непозволительно.

– Мне показалось, что у вас в кабинете витает ее запах… У нее такой неповторимый аромат… такой, что невозможно забыть… Прошу прощения, что доставил лишнее беспокойство… – и Смольс поклонился на прощанье.

Выпустив Агату, Михаил Аркадьевич так переполнился чувствами, что погрозил пальцем в полной тишине. Она опустила глаза.

– Простите… Мне очень стыдно. Но мне нельзя выходить за него замуж. Так будет лучше…

Эфенбах не нашелся, что ответить. Уж больно много хотел сказать. Да только незачем.

– Ну… Ну… Рассмотри мне… С тебя должок, краса солнцеокая…

– Все что угодно, Михаил Аркадьевич…

– Не угодно, а жени мне племянника… Он добрый, только мозгов нет… Глядишь, они с господином Ванзаровым уже дров-то нарубили по самое горло…

– Обещаю женить, – сказала Агата и в знак клятвы подняла два сомкнутых пальца. – Кстати, о свадьбах. Известно ли вам, что в Москве некие господа собираются убивать невест?

Новость для Эфенбаха была не слишком приятной. Он потребовал подробностей. Агата рассказала все, что выложила Пушкину, добавив объявление в «Московском листке» и гибель невесты в салоне Жанны Вейриоль. Выслушав, Михаил Аркадьевич не спешил поднимать тревогу. Уж больно странно с точки зрения полицейского опыта это выглядело. Особенно если сложить с подробностями дела Юстовой, о которых Агата не могла знать.

– Вроде как сподобились сыны Маккавейские перебить свадьбу?[17] – в задумчивости спросил он.

Агата не слишком знала Ветхий Завет, чтобы понять, о чем речь. Но для солидности молча кивнула. Часто мужчины при ней говорили разные непонятные выражения. Никто из них не догадывался, что Агата не понимала ни слова.

Молчание затягивалось. Она надеялась, что начальник сыска примет правильное решение и предоставит охрану хотя бы мадемуазель Бабановой. Но в самый важный миг, когда Михаил Аркадьевич уже почти созрел, в дверь постучали, и вошел Пушкин. Не взглянув на Агату, он поклонился начальнику и положил тонкую папку на стол.

– Письмо женихов в «Московский листок» подано юной барышней.

– Вот оно куда завертелось, – проявил интерес Эфенбах. – Из каких будет?

– Некая Астра Федоровна Бабанова, дочь вдовы купца Бабанова. У них торговля шерстью и собственный дом на Тверской.

Михаил Аркадьевич наградил Агату таким взглядом, от которого другая дама упала бы в обморок. Агата только прикусила губку.

– Значит, нет как нет «Клуба веселых холостяков»? – строго спросил он.

– Нет и не было, – ответил Пушкин. – Барышня не хочет выходить замуж. Решила разыграть комедию: написать письмо от имени холостяков. Чтобы устроить матери истерику и отказаться от брака.

– Не может быть, – тихо сказала Агата, ощущая себя, будто оказалась голой на площади. – Нет, вы ошиблись…

– В конторской книге, которую сотрудник газеты Иванов отказался показать, как вы, госпожа Керн, ни упрашивали, стоит подпись мадемуазель Бабановой…

На это нечего было возразить. Конторская книга – это вам не подслушивать за ширмой.