Читаем Правила секса полностью

Правила секса

Теперь все тихо, все кончилось. Я стою около окна в комнате Шона. Уже почти утро, но еще темно. Странно, и, может, это мне почудилось, но я уверена, что слышу доносящуюся откуда-то арию из «Валли» — не оттуда, где была и уже закончилась вечеринка, играет где-то, может, в этом доме. Я завернулась в тогу и время от времени оглядываюсь и смотрю, как Шон спит в голубом свете своего цифрового будильника. Усталости больше не чувствую. Выкуриваю сигарету. В окне дома напротив движется силуэт. Где-то разбивается бутылка. Ария продолжается, нарастает, потом раздаются крики и чуть слышно разбивается окно. Затем снова тишина. Но вскоре ее нарушает смех из соседней комнаты — Шоновы дружки-наркоманы. Я удивительно спокойна и умиротворена в странном мире, затерянном между трезвостью и полнейшим угаром. Ночью кампус накрыло туманом, и теперь он подсвечен высокой полной луной. Силуэт все так же стоит у окна. Подходит еще один. Первый уходит. Потом я вижу комнату Пола, если, конечно, он все еще живет в том же корпусе. В комнате темно, и я думаю, с кем он этой ночью. Я прикасаюсь к своим грудям, затем, как будто обжегшись, стыдливо отнимаю руку.

Интересно, а что не так, в чем, собственно, было дело? Что произошло в последний раз, когда мы были вместе? Уже и не припомнить. Вроде в прошлом семестре. Нет же… той сентябрьской ночью. В начале этого семестра. Хотя в прошлом семестре ты уже знала, что это финиш. Он уехал на три дня с Митчеллом в дом его родителей на Кейп-Код, тебе же он сказал, что поехал встречаться со своими родителями в Нью-Йорк, — но потом тебе-то кто это рассказал? Роксанн, но не она ли встречалась с Митчеллом? Наврать мог кто угодно. Но мне по-прежнему до смерти хотелось, чтобы он поскорей вернулся; и каким же говнюком он был. Может, я ошибаюсь. Может, он был нежным, может, это ты была жадной. Я тушу сигарету о край подоконника и смотрю на Шона, который теперь перевернулся и спит. Он ушел под одеяло с головой.

Пол

Удивительно, насколько я ему не доверяю, но ничего не могу с этим поделать: Шон мне не нравится. Когда мы выезжаем из Бостона, кроме меня, в автобусе никого нет, и по дороге мало кто подсаживается. Только я да пожилая пара впереди в течение почти всего пути. Я тщетно гадаю, что же мама скажет насчет этого внезапного отъезда. Закинется секоналом? Заплачет? Останется? Станет флиртовать с посыльными? Ричарду, вероятно, полегчает, хотя он, конечно, постарается зацепить кого-нибудь в субботний вечерок, а миссис Джаред и вовсе наплевать — чего меня-то заботит, что она подумает? Я пытаюсь вздремнуть, пока автобус громыхает по какой-то безвестной трассе (7? 9? 89? 119?) к Кэмдену. И где-то у Лоуренса перестал идти дождь, а в Беллоуз показалось солнце — полное, поднимающееся.

Невозможно спать.

Я сразу же понесусь в комнату Шона, и что я там обнаружу? Он в кровати с девчонкой, которой я никогда не замечал и с ней не разговаривал, но которую сразу же узнаю, или, может, он будет с похмелюги, но проснется с улыбкой, и мы посмотрим друг на друга, обнимемся и пожмем руки, и, пожимая мою руку, он притянет меня к себе в кровать, а после этого мы поедем во французскую кафешку на окраине городка… ни за что, Шон никогда не стал бы там есть. Он, наверное, вообще никогда и не был-то в приличном рестике; только и жил, что на бигмаках, «Тейсти фризиз» да «Френдлиз». Есть ли у них на юге «Френдлиз» — то вообще? Когда нет ни плеера, ни сигарет, ни журналов, автобус переносится с трудом. Я схожу с ума, по-прежнему помирая от желания после вчерашнего ничего себе секса, и пытаюсь подрочить в туалете автобуса, но, когда до меня доходит, что я делаю: сижу на унитазе, схватившись за член, подо мной бултыхаются испражнения, — меня разбирает смех, визгливый, маниакальный, пугающий.

Кто-то подсаживается в Ньюпорте. Кто-то выходит в Уолкотте, и еще больше народу заходит в Уинчестере. Я голоден и умираю от усталости, изо рта воняет, в конце концов я выхожу на конечной в Кэмдене и ловлю такси до кампуса, и к тому времени, когда я там оказываюсь, уже почти полдень. Должно быть, мне все это снится.