Правила святых Вселенских Соборов с толкованиями

Зонара. Евстафий, о котором упоминает это послание, был епископом Памфилии. А Памфилия есть епархия Атталии. Итак, названный муж, подвергшись бедствиям, и по малодушию и недеятельности отказавшись от управления епископиею, представил и письменное отречение от епископства. Хотя там на его место рукоположен был другой, но Евстафий со слезами пришел к сему священному собору, и не требовал себе возвращения города, или церкви, не заводил об них спора с рукоположенным после него, но просил имени и чести епископа, то есть, желал называться епископом и иметь честь в престолах и другом подобном, что́ принадлежит епископу. Итак, священный собор говорит: мы воссоболезновали о старце, признали слезы его общими нам и употребили исследование дабы узнать по правилам ли извержен сей человек, может быть, вследствие обвинений его кем нибудь в каких нибудь неуместных действиях. А когда мы узнали, что ничего такового с ним не было, а что он отрекся от епископства, и посему должен лишиться оного за недеятельность, то признали, что не следует порицать недеятельность сего мужа, то есть неспособность к делам, а рассудили, что лучше должно помиловать старца, долгое время лишенного его отечества и отеческого жилища. Посему мы определили, и признали справедливым, чтобы он имел имя епископства и честь и общение то есть право входить внутрь алтаря, и приобщаться; но чтобы сам не священнодействовал, и не рукополагал, если не будет приглашен от другого епископа к сослужению с ним, или совместному рукоположению, или если не получит поручения от епископа оной области совершать что-либо таковое. И мы, говорит собор, предоставили ему это; а если вы положите о нем какой более благосклонный совет, или ныне, или посем, то есть предоставите ему какие либо бо́льшие права, или преимущества; то и это нам будет приятно. Из этого соборного снисхождения некоторые думают выводить заключение, что епископам дано право отрекаться от их церквей, а архиерейство удерживать. А я думаю, что отсюда скорее выходит противное, именно то, что в древности отрекающиеся от епископства лишались всего, что́ до того времени имели, и после отречения не имели никакого архиерейского права, и не именовались епископами. Ибо, если был обычай, чтобы отрекшийся сохранял архиерейские права, то за чем же именно Евстафий со слезами обратился к священному собору, и просил, чтобы ему называться епископом, и иметь честь епископа, и собор писал об этом к собору Памфилийскому? Итак, из сего послания открывается, что полное отречение архиереев от епископства подлежало осуждению и его не было в то время, ибо в послании говорится, что «утомленный заботами по причине излишней недеятельности, не знаем как, – представил письменное отречение. Ибо ему, яко единожды приявшему на себя священноначальственное попечение, подобало удерживать оное с духовною крепостию, как бы вооружаться на труды, и охотно преносити пот, обещающий воздаяние». Итак, что не было тогда обычая представлять отречения от церквей, – это явствует из написанного собором: «не знаем – как, представил письменное отречение». Ибо только тем, кому дело представляется странным и кто недоумевает, свойственно говорить: не знаем, как случилось то, или это; а если бы дело было обычное, не было бы и недоразумения. Прибавление: «ибо ему, яко единожды приявшему на себя священноначальственное попечение, должно было удерживать оное» и так далее дает понять, что отречение от священноначальственных попечений не дозволено, но скорее запрещено и осуждается. Ибо если только еще сначала призываемые к пастырскому служению народу, в случае неповиновения избирающим их, подлежат отлучению по 36-му правилу святых Апостолов, доколе не примут служения, и по 17-му правилу Антиохийского собора; то каким образом рукоположенные и принявшие предстоятельство над людьми могут быть приняты без опасения, когда отказываются и отрекаются от порученного им божественною благодатию служения? Каким образом таковые не епитимиям будут подлежать, а будут иметь отличие называться епископами и принимать архиерейскую честь? Это антиохийский собор предоставил, как преимущество, рукоположенному в какой нибудь предел, но не принятому тамошним народом, не по собственной вине, но по бесчинию и злонравию народа, как говорится в восемнадцатом правиле сего собора. И буква сказанного послания показывает, что то все было снисхождением к малодушию Евстафия и чрезмерной его скорби. Ибо в послании говорится, что, когда он пришел, и со слезами просил того и другого, все мы воссоболезновали о старце и сочли слезы его общими всем нам; и чрез несколько слов: «но понеже не подобает много порицать недеятельность сего мужа, паче же надлежало помиловать старца» и так далее. Итак, из сего явствует, что отцы собора, тронутые слезами и глубокою старостью сего мужа, и опасаясь, чтобы от чрезмерной печали с ним чего не случилось, оказали то снисхождение, которое оказали, но не поставили этого в закон, и не предписали этому так быть и на будущее время. Ибо они конечно знали правила, и не определили бы противного апостольским правилам и постановлениям прежде них бывших святых отцов, и не дозволили бы желающим и отрекаться, – и архиерейскими преимуществами пользоваться и после отречения. Ибо каким образом могли это седлать те, которые мыслят, что однажды принявший на себя священноначальственное попечение должен удерживать оное с духовною крепостию, и что следует за этим далее? А что все это они сделали, будучи тронуты слезами оного старца, – это открывается и из многих других изречений послания, и из следующих написанных слов: «аще же положите о нем какой более благосклонный совет, то и сие будет угодно святому собору»; они так жалели сего мужа, будучи тронуты его слезами и несчастием, что и других поощряли на милость к нему и призывали к состраданию. Если же принимают сие соборное послание за правило, а не за снисхождение, оказанное этому Евстафию; то почему отрекшимся от своих церквей и от самого архиерейства в том случае, если они опять приходят и плачут, не дают как имени епископства, так и архиерейских прав, и чести? Потому что таковой является однажды отрекшимся от всего, и лишенным всего, как это видно из слов отцов собора: «мы производили исследование, дабы уведати, подвергся ли он законному извержению, или только в некоторых неуместных поступках обличаем был. И мы уведали, яко ничего такового им не соделано, а наипаче в вину Евстафию поставлено отречение». Итак, как если бы он изобличен был в каком либо безместном поступке, точно так же он вследствие отречения является лишенным всех прав епископства, так что кажется собору и изверженным. Но однакоже собор, преклоненный его слезами, определил то, что содержится в послании. Итак, тем, которые принимают послание за правило и постановление, не покажется нисколько странным, что намеревающиеся отречься от управления делами и от самого архиерейства (которые, по их мнению, разделены одно от другого) опять принимают то и другое, и присвояют себе звание епископа, и священнодействие и честь. Следовательно не согласно с мыслию сих досточтимых отцов рассуждают те, которые пользуются этим посланием, как правилом, и думают, что им дается епископам право отрекаться от их церквей, а архиерейство удерживать за собою. Заключающие таким образом противоречат и другому правилу. Ибо собор шести сот тридцати святых отцов, бывший в Халкидоне, в шестом правиле постановил: «решительно никого ни во пресвитера, ни во диакона, ниже в какую степень церковного чина, не рукополагать иначе, как с назначением рукополагаемого именно к церкви градской, или сельской, или к мученическому храму, или к монастырю; а о рукополагаемых без точного назначения (собор определил) поставление их почитать недействительным, и нигде не допускать их до служения, к посрамлению поставившего их». Итак, если имеющие меньшую степень без точного назначения, не допускаются до рукоположения, но, хотя бы и были рукоположены, остаются не действующими, и таковое дело казалось столь неуместным, что и рукоположивший считается достойным посрамления; то каким образом имеющий больший, ил скорее самый высший из всех сан сделается епископом без назначения и без имени, будет и называться епископом, и будет удостоен архиерейских прав? Ибо всякой архиерей при рукоположении назначается к какому-либо городу, и именуется епископом оного. Итак, оставивший город, в который был назначен, и отрекшийся священнодействовать в нем и блюсти находящееся в нем стадо Великого Архипастыря, каким образом впредь будет называться епископом, и над кем будет наблюдать? Ибо имя епископа обозначает его дело и деятельность; и тот, кто прекратил деятельность, тем потерял и название. А тот, кто не может называться епископом, может ли принять участие в каком либо праве священства, может ли пользоваться архиерейским преимуществом и честью? Как будет и именоваться иерархам тот, кто не имеет под своею властью клира и не начальствует над посвященными? А кому не принадлежит по истине имя иерархии, тому не принадлежит и деятельность; ибо не участвующий в имени, тем более не должен участвовать в деле. Итак, наконец, никто не должен быть допускаем отрекаться от возложенного на него служения епископства, исключая того, кто сам себя объявляет недостойным священства. А если кто даст доказательства, что отрекающийся совершенно не канонически получил епископство; то отрекающийся, вместе с представлением отречения должен быть лишен всего священнического сана и всякого права, присвоенного архиерейству. Что не должно допускать отречения, это ясно видно и из третьей главы послания святого Кирилла к Домну, где говорится: «но и кроме сего с церковными постановлениями не сообразно, яко некие священнодействователи представляют рукописание отречения» и так далее. Ищи и написанное в десятом правиле святого священномученика Петра, архиепископа Александрийского.