Правила ведения боя. #победитьрак

Профессор Александр Карачунский сидит перед компьютером с включенным скайпом. У него в руках две телефонные трубки. И еще один стационарный телефон с громкой связью на столе. В трубках у профессора сразу и Курск, и Берлин, и Москва. Консультируют трехлетнюю пациентку Н. из онкологического отделения Курской областной больницы. Профессор спрашивает у курских врачей про цифры в анализах, дозировки лекарств и динамику состояния больной. Тут же переводит это на немецкий коллегам в телефонных трубках. Слушает мнения. Дает сложные врачебные инструкции в Курск по скайпу. Подумав, просит: «Перечислите мне, пожалуйста, все препараты, которые пациентка принимает. Абсолютно все». Завотделением и лечащий врач пациентки из Курска в окошке скайпа долго сверяются со всеми бумагами в истории болезни девочки. Потом следует длинный список. Карачунский командует: «Стоп. Минуточку. Остановитесь». И по-немецки в трубку спрашивает о чем-то коллегу из Берлина. Возвращается к скайпу: «Я всё понял. Тут есть один нюанс. Сейчас попробуем составить вам план жизни. И, я думаю, через день-два будет виден результат».

Это медицина XXI века. В курской больнице уже есть все те новые препараты, о которых врачи-онкологи могут только мечтать, но профессор Карачунский – один из немногих в стране, кто знает, как именно их следует применять. Таких врачей, как Александр Исаакович, на все клиники 140-миллионной страны пока, увы, катастрофически не хватает. Но это не повод не вести клинические исследования и не внедрять новые препараты и передовые технологии в отличных от Москвы и Питера городах. Или лечить, например, курских пациентов менее эффективно. Такое отношение противоречило бы элементарным нормам, принятым во всем мире. Потому что во всем мире всех онкологических пациентов лечат по единым международно принятым протоколам. Создание таких протоколов – последний этап выхода того или иного нового лекарства на массовый международный рынок. Этот этап называется «мультицентровое исследование».

«Протоколы лечения в медицине XXI века создаются не на основе опыта одного врача или даже одной клиники, это невозможно. Они создаются только путем объединения клиник в единую структуру, – объясняет профессор Карачунский. – И очень важно, что уровень клиник в таком объединении (мультицентре) со временем становится сопоставимым. Приведу пример. В начале 1990-х годов в России выживаемость с острой лимфобластной лейкемией (ОЛЛ) – это самая злокачественная опухоль у детей – была очень низкой, не больше 10 процентов. Мы, врачи, конечно, хотели резко улучшить эту ситуацию. И совершенно, казалось бы, логичным образом стали копировать в России западные протоколы лечения ОЛЛ, те самые, которые показали блестящие результаты: 70 процентов выживаемости. Но у нас ничего не получалось. То есть получалось, но гораздо хуже. В первые годы применения западных протоколов у наших пациентов была очень высокая токсичность и вследствие нее – очень высокая летальность. Это было связано с тем, что западные протоколы были созданы под инфраструктуру западных клиник, под их системы жизнеобеспечения. Кроме того, в наших клиниках не было опыта проведения сложной высокодозной химиотерапии и трансплантации костного мозга. Тогда в совершенном отчаянии я приехал в Берлин к моему коллеге, а теперь другу, доктору Гюнтеру Хенце, руководителю отделения детской гематологии и онкологии в клинике Шарите. И Гюнтер сказал: «Саша, а ты знаешь, мы можем здесь поступить совершенно по-другому. Мы с вами можем создать мультицентр и вместе внедрять в России новые технологии»«.

Тогда, в 1990 году, и доктор Карачунский, и его коллеги в Москве, честно говоря, опешили: совместный медицинский проект с европейцами. С точки зрения научного и профессионального роста идея блестящая. Но технологическая база, но устаревшее оборудование, но плесень в коридорах отечественных клиник – как быть с этим? Как быть с тем, что добрая половина иностранной литературы в те годы не была переведена на русский, а добрая половина докторов, выращенных в условиях железного занавеса, не знали ни одного иностранного языка? В общем, начали с простого: на деньги немецких благотворителей при горячем участии доктора Карачунского, его товарища Гюнтера Хенце и неравнодушного немецкого коллеги Эберхарда Рудзвайта во всех клиниках, готовых к участию в мультицентровом исследовании, поставили компьютеры и со временем завели адреса электронной почты. В начале 1990-х это было сродни подвигу. И в значительной степени спасло от провала тяжелое начало исследований.