Однажды тем летом, возвращаясь с пляжа, они остановились на спортплощадке начальной школы Сердечной Бухты. Уолли с Анджелом захотелось поупражняться на трапециях. Анджел очень ловко на них работал, а руки у Уолли были такие сильные, что он качался с обезьяньей силой и грацией. Они совершали головокружительные полеты и вскрикивали, как мартышки, приближаясь к машине, где их ждали Кенди с Гомером.
— Два наших ребенка, — сказал Гомер единственной женщине в его жизни.
— Да, наша семья, — улыбнулась Кенди, следя, как Уолли с Анджелом взмывают вверх и падают вниз.
— Полезнее, чем торчать у телевизора, — сказал Гомер; он всегда думал об Анджеле и Уолли как о больших детях.
Кенди тоже считала, что Уолли слишком пристрастился к телевизору. Это дурно влияло на Анджела, который охотно подсаживался к нему.
Уолли был без памяти от телевизора, даже подарил один Сент-Облаку. Гомер отвез его туда, но там телевизор принимал плохо, что, наверное, смягчало впечатление от слушаний комиссии Маккарти — первый сюжет, увиденный доктором Кедром на телевизионном экране.
«Слава богу, что было почти ничего не видно», — написал он Гомеру.
Сестра Каролина в этом году часто бывала в плохом настроении. Если американская армия и правда заигрывает с коммунистами, как утверждал сенатор Маккарти, ей сам Бог велит пойти служить в армию, говорила она.
Силясь разглядеть сенатора сквозь прыгающие строки и другие помехи, доктор Кедр пришел к заключению:
— По-моему, он выпивает. Держу пари, этот парень долго не проживет.
— Чем меньше, тем лучше, — припечатала сестра Каролина.
В конце концов было решено от телевизора отказаться, хотя сестра Эдна и миссис Гроган успели к нему пристраститься. Доктор Кедр заявил, что телевизор для детей хуже, чем религия. «Но, Уилбур, — протестовала сестра Эдна, — это не так вредно, как ваш эфир». Уилбур Кедр был, как всегда, непреклонен. И подарил телевизор начальнику станции: это изобретение как раз для таких придурков, будет чем забивать голову в перерывах между мельтешением вагонов. Уилбур Кедр был первым человеком в Мэне, давшим телевизору меткое определение «ящик для идиотов». в Мэн, а тем более в Сент-Облако, достижения цивилизации приходили с большим опозданием.
А Уолли вечерами не отрывался от телевизора, и Анджел подсаживался к нему, если Кенди с Гомером не протестовали. Уолли уверял, что передачи вроде слушаний комиссии Маккарти весьма поучительны. «Пусть Анджел знает, — сказал он, — что в стране существует угроза со стороны сбесившихся правых».
И хотя сенатор Маккарти после этих слушаний потерял поддержку миллионов людей, хотя сенат осудил его за неуважение к комиссии, разбиравшей его финансовые махинации, и оскорбительные выпады в адрес комитета, требующего вынести ему порицание, совет попечителей Сент-Облака был очарован сенатором. Миссис Гудхолл и доктор Гингрич взыграли духом: теперь есть куда жаловаться на сестру Каролину. Ее социалистические взгляды опасны, да и где гарантия, что она не принимает участия в движении красных? Того и гляди розовая зараза распространится на весь приют.
Появление в Сент-Облаке сестры Каролины на первых порах успокоило попечительский совет. Миссис Гудхолл была счастлива, что в приют влились-таки молодые силы. Можно вообразить себе ее гнев, когда выяснилось, что сестра Каролина заодно с доктором Кедром. Это подвигло ее поближе познакомиться с прошлым сестры Каролины. Послужной список безупречен, придраться не к чему, а вот политические взгляды медсестры вселяли надежду.
Сколько раз миссис Гудхолл напоминала совету: доктору Кедру за девяносто, он потенциальный гомосексуалист; и вот вам новая серьезная провинность: доктор Кедр взял работать в приют «красную» медсестру.
— Там одни старухи, им можно внушить что угодно, — пугала совет миссис Гудхолл.
Доктора Гингрича давно восхищали немыслимые виражи фантазии миссис Гудхолл. Его все еще волновал труднопостижимый образ потенциального гомосексуалиста; какой потрясающий ярлык для человека, отличающегося (сильно или не очень) от всех прочих, — ни доказать, ни опровергнуть! И какая пища для слухов! Доктор Гингрич очень жалел, что в бытность практикующим психоаналитиком ни разу не прибегнул к этому диагнозу, ведь лучшей провокации для пациента не придумаешь.
И вот вам новое завихрение — доктор Кедр не только дряхлый старик и потенциальный гомосексуалист, ему грозит стать «красным» под влиянием социалистки. Доктор Кедр так бурно защищал взгляды сестры Каролины, что доктору Гингричу до смерти захотелось увидеть реакцию старика на обвинение в потенциальном гомосексуализме.
— Она не коммунистка, она социалистка! — кричал доктор Кедр на заседании совета.
«Что в лоб, что по лбу» — была реакция совета. Как говорят у нас в Мэне.
— Боюсь, они скоро попросят нас кое-что осудить, — сказал доктор Кедр сестрам.
— Что же мы должны осудить? — забеспокоилась сестра Эдна.
— А давайте составим свой черный список, — предложил доктор Кедр.
— Законы против абортов, — недолго думая, выпалила сестра Анджела.
— У нас это будет первый пункт, — поддержал доктор Кедр.