Правила Зодиаков

Отто кольнула острая боль. Эта женщина, оставаясь самым близким человеком, больше ему не принадлежала. Тот эгоистичный факт, что она не принадлежала также никому другому (и не могла принадлежать – по крайней мере, официально), не утешал, а наоборот раздражал. Появись у Отто реальный соперник, он бы знал, что ему делать. Но соперником выступали темные силы, поэтому борьба обещала быть неравной.

Оставив в прихожей куртку с новенькой нашивкой, Отто прошел в гостиную. Здесь ничего не изменилось с того утра, как он в последний раз уходил на работу: та же мебель, цветы на подоконнике, старая трехрожковая люстра с выщерблиной на дымчатом плафоне. Впрочем, шторы, кажется, были новые, и накидка на кресле поменяла цвет с насыщенно-бордового на более спокойный розовый.

Стол был сервирован на двоих. Бутерброды с копченой колбасой, пикули и оливки, многослойный салат, буженина. С кухни аппетитно пахло тушеным мясом. Что ж, по крайней мере, с наличием в магазинах продуктов и возможностью их купить по-прежнему всё в порядке, подумал Отто, ощутив голодный спазм в желудке. Утром он позавтракал в больнице омлетом и с тех пор ничего больше не ел. Он схватил с тарелки бутерброд и, воровато обернувшись на дверь, молниеносно его умял.

Уна вошла в комнату, старательно сохраняя отстраненный вид. Вероятно, она выбрала для себя такой способ защиты, посчитав, что, если будет притворяться равнодушной, Отто станет вести себя так же, а это давало им шанс не провалить в первый же совместный вечер выпавшее на их долю испытание. Не столько из жалости к Уне, сколько из боязни доставить ей неприятности Отто решил подыграть бывшей жене, хотя подобное притворство было ему ненавистно, особенно в квартире, которую он привык считать своим домом и не мог вот так запросто отказаться от этой привычки.

– Мясо скоро будет готово, – сказала Уна. – Можем начать с холодных закусок.

– Давай начнем. – Отто окинул жадным взглядом гастрономическое изобилие. – Сколько всего! Три года нормально не ел.

Уна скупо улыбнулась, словно оценила шутку, наложила на тарелку еды и поставила перед Отто.

– Хорошо, что к тебе вернулся аппетит. Честно говоря, выглядишь ты не лучшим образом.

– Волосы скоро отрастут, и шрам будет не так заметен.

– Я не о шраме, а о твоем измученном виде. Ты потерял почти пятнадцать килограммов, в чем только душа держится! Тебе необходимо усиленное питание и постельный режим. Наверняка то же самое сказал и врач в поликлинике.

– Врач в поликлинике – дурак. Наверное, в прошлой жизни он был дворником. И не ты ли сама надавала мне на сегодня кучу поручений? Сходи туда, сходи сюда… Бегал весь день как савраска.

– Помолчи и поешь.

– Кажется, ты готовила этот салат на мой прошлый день рождения? Я имею в виду тот, который мы еще отмечали вместе.

Уна торопливо сказала:

– Давай не будем о прошлом.

– Но тогда нам вообще не о чем будет разговаривать. Не обсуждать же настоящее!

– Нет, мы должны говорить именно о настоящем! Я должна помочь тебе принять новую реальность. Собственно, это всё, что я могу для тебя сделать. Именно поэтому я согласилась с тобой встретиться. Ты хоть понимаешь, насколько это тяжело для меня?

– Понимаю. – Отто коснулся руки Уны, и она вспыхнула как девочка. – Вместо разговоров я бы должен заключить тебя в объятия. Отнести в спальню. Наверстать то, чего ты была лишена все эти годы. Сказать, что мои чувства остались прежними…

Уна выдернула руку:

– Молчи, не то мы поссоримся, и я попрошу тебя уйти.

– Но это же глупо! – забыв о собственном недавнем решении, Отто едва сдерживал раздражение, готовое выплеснуться наружу. – Мы одни в квартире и можем делать все что захотим.

– Нет. Нет!

– Не думаешь же ты, в конце концов, что за нами следят?

– Я не думаю, – прошептала Уна. – Я знаю. И пожалуйста, не произноси это вслух.

– Извини, но твое поведение смахивает на паранойю. Да кому мы нужны? Кому интересно следить за двумя бывшими супругами, сохранившими после развода нормальные отношения? Даже если мы ляжем в постель, вряд ли нас приговорят к каторжным работам. На публике мы можем играть навязанные нам роли, если без этого не обойтись. Но дома…

Внезапно из глаз Уны потекли слезы. Она ничего не говорила, только беззвучно плакала. И это оказалось ужаснее всего.

Вид плачущей жены отрезвил Отто. Он испугался. Он проклинал себя. Она не станет больше с ним видеться. Она откажется даже говорить с ним по телефону. Этот вечер – последнее, что у него осталось. Дальше будут пустота и одиночество.

– Уна, прости! – дрогнувшим голосом сказал он. – Я идиот!

– Мне страшно за тебя, – прошептала Уна, не размыкая век. – Тебя заберут. Ты и неделю не продержишься. По собственной глупости попадешь туда, откуда нет возврата. Ты по-прежнему думаешь, будто всё это – лишь игра. Я думала, что обладаю силой убеждения, но на тебя ничего не действует. Ни просьбы, ни аргументы…

– Обещаю: больше ни одного неосторожного слова с моей стороны. Пожалуйста, не плачь, дорогая.

То есть, я хотел сказать… Черт. Черт!

– Хорошо. Я поверю твоему обещанию и понадеюсь на твое благоразумие.