— Почему в клинике нет психолога-сексолога? — спросила она. — Не сексопатолога, а именно психолога, с которым можно поговорить о своих сексуальных тараканчиках.
— Есть такая потребность? — поддел Павел. — Завтра же дадим объявление.
— Объявление давать не стоит. Нужен классный специалист, на которого пациенты будут слетаться как пчелы на мед, а такие по объявлениям не приходят. Если ты согласен, то я провентилирую этот вопрос, соберу инфу, может даже на приеме побываю…
— И что ты расскажешь? — оживился Павел. — Давай, выкладывай своих тараканчиков по одному, я мечтаю с ними познакомиться.
— Если говорить об этом с мужьями, то зачем нужны психологи-сексологи? — ловко вывернулась Лариса. — И вообще обмен тараканами может осложнить наше счастливое супружество.
Супружество на самом деле было счастливым, тут Лариса нисколько не преувеличивала. Павлу было приятно думать о том, что даже такое гадкое событие, как дефолт 1998 года, принесло ему пользу, создало условия для знакомства с Ларисой. В предопределенность бытия Павел не верил. Какая, к чертям, предопределенность, если вся жизнь представляет собой бесконечную цепочку случайностей. Так что если бы не было дефолта, то не было бы и Ларисы. Впрочем, кто его знает? Ведь раскрутившийся профессор Неунывайко мог приобрести Британскую клинику экспериментальной медицины вместе со зданием на Остоженке…
«А филиальчик в центре не помешал бы, — мелькнуло в голове. — И вообще нужно не только расти, но и размножаться…»
Додумать эту вкусную мысль помешал сон.
Глава седьмая
Шаг вперед, два шага назад
Где-то когда-то Павел прочел фразу, которая накрепко засела у него в голове. «Когда в жизни случается неприятность, нужно только объяснить себе ее причину — и на душе станет легче». Мудрая мысль — анализ помогает успокоиться и страхует от повторения ошибок. Но горький осадочек все равно остается… Постоянно свербит в голове: «Ведь могло бы быть и иначе». Иначе-хреначе.
Первым препаратом, запатентованным Павлом, был павлоний, скромно названный в честь себя любимого. Вообще-то павлоний проходил по документам как биологически активная добавка, но Павел предпочитал употреблять более благородное название «препарат». Состав был простым — разные безвредные травки-муравки, «хрен перченый да мел толченый», как говорил Дмитрий. Из-за павлония между партнерами впервые в жизни пробежала кошка, причем серьезная. Дмитрий обиделся на то, что павлоний прошел мимо него — патент Павел получил на свое имя и в свою клинику поставлял препарат не по себестоимости, а с некоторой наценкой.
— Прости, но ты тут кругом неправ, — сказал Павел, услышав от партнера претенциозный намек на то, что дружба мол дружбой, а табачок врозь. — Ты к павлонию никакого отношения не имел, и я тебя его оформлением и производством не грузил, все делали мы с Ларисой на наши собственные деньги. Должен же я теперь расходы отбить или как? Все по чесноку. Если есть желание, можешь свои препараты создавать и точно так же продавать с наценкой.
— Да ну эту возню к ешкиной матери! — скривился Дмитрий, но прозвучало это как-то с обидой.
Развивать скользкую тему дальше Павел не стал. Зачем? Объяснения даны, вопрос можно считать закрытым.
Все новое и неизведанное нуждается в активном продвижении. Павел решил поведать миру о своем чудесном препарате с помощью популярной столичной газеты «Московский пустословец». Ну а дальше можно будет подогревать интерес в выступлениях и в публикациях более мелкого масштаба.
Разумеется, публиковать прямую рекламу павлония в «Московском пустословце» было невозможно. Издания, которые берут деньги с читателей, занимаются рекламой скрытно, вставляя ее в интересные читателям публикации, например — в рассказ о скромном служителе Гиппократа, причастном к делам космической медицины. Космическую тему Павел эксплуатировал многократно и без каких-либо неблагоприятных последствий для себя.
Интервью с профессором Павлом Игоревичем Неунывайко было опубликовано под интригующим названием «Космический доктор». Название придумал Павел и все интервью — и вопросы, и ответы — тоже написал он. Вклад корреспондента, который якобы проводил интервью, заключался лишь вычеркивании пары фраз, которые показались ему тяжеловесными.