Правильная сказка

— Что происходит, капитан?

Попробуй объясни, что происходит. Я бы и сам хотел знать!

— Ерунда какая-то происходит, граждане. Отходим в тот конец вагона. Без вещей. К окнам попрошу не подходить.

— А что там, что? — кричат. — Нападение? Ограбление?

Вынул я из кобуры «Макаров», номер 2873, дослал патрон, поставил на предохранитель.

— Удавы с клешнями в нашей местности водятся? — спрашиваю, ни к кому не обращаясь. Так, на всякий случай.

Тут из соседнего купе высовывается девушка — я её ещё при посадке в поезд срисовал, думал, неплохо бы телефончик попросить.

— Как вам не стыдно, — говорит, — военный человек, а людей детскими страшилками пугаете!

— Детскими? — переспрашиваю, а у самого перед глазами проводница без головы.

Ладно. Пускай страшилки. Главное в нашем положении — сохранять спокойствие.

— Здесь женщине плохо! Врача надо! — пассажиры волнуются. — На воздух бы ей!

— Придётся подождать, — говорю. — На воздух сейчас нельзя.

— Да что там стряслось?!

— Пока неизвестно. Уточняется.

Тут оно и уточнилось. Дверь тамбура хрустнула, разлетелась в куски, и первый в моей боевой биографии червь-секач попёр в атаку…

Да. Всего-то год прошёл. А кажется — полжизни. Сколько за это время случилось разного — и не вспомнишь. Каменные гиганты, ржавые пески, осы, холерная буря, медведка… Первый тот налёт секачей кажется теперь пустяком. А ведь спасся чудом тогда. Если бы не Маринка — та самая, из соседнего купе, — не видать бы мне больше города Абакана. И как это она сообразила, что секач только по запахам ориентируется? Распылила духов полфлакона — он и заблудился в трех перегородках. Крушит, ломает, клешнёй лязгает, да всё мимо….

Удирали потом кто как мог — степью. Но на переправе через Ессейку догнали нас секачи. Из пацанов моих двое погибли. Я все патроны расстрелял, да без толку. Духи, одеколоны, дезодоранты, у кого были — кончились. А твари всё пёрли и пёрли со стороны родного Пашутина…

Трое тогдашних призывников до сих пор со мной служат — Славка, Глеб и Баир. Зубры-сержанты теперь, истребители экзофауны, полные штаны фасону. И Маринка в нашей команде. А куда ей? Воспитательница во фронтовой полосе, прямо скажем, не самая востребованная профессия. Тут нужны бойцы, и то не всякие, а такие, у кого соображалка, как у Маринки, работает. Физики на них молятся, за образцами посылают. А начальство…

Ну, про начальство разговор особый. То ли с него победных рапортов требуют, то ли на пенсию не терпится — не пойму я. Казалось бы, закрепились на позициях, научились больше нечисти бить, чем её рождается, — дай людям передышку, смену готовь, пусть учатся салабоны, пока мы живы! Нет. Затеяли рейд прямо в пекло — в Пашутин, где даже радиосвязи не будет, глушит её что-то. Причём сами-то не полезут, куда с такими пузами! А ты, товарищ капитан, ноги в руки и шагай, рискуй ребятами, разведай точно, откуда выдвигаются на нас каменные гиганты, да заодно накачай для науки бочку мёда белых ос, которые его сроду не собирали…

Вот такая на данный момент диспозиция. Ворчать-то я могу сколько угодно, но только себе под нос, потому как железнодорожная станция Пашутин уже не помещается целиком в угломерную сетку моего бинокля. А это значит, что мы на месте. Добрались.

С виду — городок как городок, никаких признаков экзофауны. Разрушения, конечно, есть, но не катастрофические. Нам-то, особенно после выбросов лавы в Бельтыры, казалось, что Пашутин — это вообще глубокий космос. Какая-нибудь чёрная дыра на месте города, и всё. Нет, оказывается, стоит, родимый. Вон колокольня, вон больница, вон ларёк, где я всегда курево покупаю… Покупал. А вон, над деревьями, флаг на ветру мотыляется. Это, братцы мои, военкомат. Видимо, цел, свеж, и крыша не течет. А замначальника первого отдела лежит тут на пузе за мусорной кучей и в бинокль с опаской зелёнку разглядывает. Что за жизнь?!

Краем глаза замечаю знак Баира: есть движение! Смещаю директорию обзора на пятиэтажку и вижу: дверь подъезда медленно открывается. Ну, сейчас выползет какая-нибудь тварюга…

Что такое?! Я даже привстал. Из подъезда вышел мальчонка лет семи. Курточка, шапочка, сапоги — по лужам шлёпать. И ведь зашлёпал! Подобрал с земли какую-то щепку, бросил её в ручей и вприпрыжку следом. Синдбад-мореход ты этакий! Куда ж тебя несёт?! А если шипохвост из-за угла?!

Рядом Маринка заёрзала, щебёнкой шуршит — видимо, о том же подумала и уж готова бежать, спасать. Ещё бы! Год живых детей не видела воспитательница. Но я на неё, конечно, пришикнул, чтоб не отсвечивала. Показываю своим: держать позицию, а сам встаю и, по возможности бесшумно, приближаюсь к пацанёнку. Мало ли какие могут быть сюрпризы? А вдруг это и не человек, а, скажем, белый рой так мимикрирует? От грёбаных ос всего можно ждать. Правда, детьми они раньше не прикидывались, но кто знает? Может, это неправильные осы.

Бегу, значит, крадучись, по сторонам зыркаю, но больше за мальчишкой слежу. Мальчишка как мальчишка. Кораблики пускает, и ничего важнее для него нет на целом свете. Я и сам когда-то таким был.