Правильно ли мы говорим?

«Мечты, мечты, где ваша сладость?..»

а также:

«Его стихов пленительная сладость…»

Через сто лет мы читаем у Маяковского в стихотворении «Севастополь — Ялта»:

«Привал,

шашлык,

не вяжешь лык,

С кружением

нету сладу.

У этих

у самых

гроздьев шашлы —

Совсем поцелуйная сладость…»

Ясно, что «сладость» — больше отвлеченное понятие приятного свойства или настроения, чем ощущение, воспринимаемое органом вкуса,

«Сласти» же (во множественном числе) — это сладкая еда: конфеты, пряники, пастила, халва.

Вспомним народную пословицу: «Одни сласти есть, горечи не узнаешь».

Это же подтверждает русская литература.

В предисловии к «Герою нашего времени» М. Ю. Лермонтов писал: «Довольно людей кормили сластями… нужны горькие лекарства…»

Открываю «Записки одного молодого человека» А. И. Герцена и читаю:

«В антрактах, между одной кадрилью и другою, наполняют „желудка бездонную пропасть”, как говорит Гомер: дамам сластями, мужчинам водкой, вином и солеными закусками».

То же читаю у Д. Н. Мамина-Сибиряка в рассказе «Казнь Фортунки»:

«Продолжать это слишком шумное удовольствие не было возможности, и остатки сластей были розданы прямо на руки».

О «сластях» упоминает также И. А. Бунин в рассказе «Господин из Сан-Франциско».

Итак, убедившись, что между словами «сладости» и «сласти» существует различие, признаем, что говорить надо «восточные сласти» (имея, конечно, в виду лакомства), а не «восточные сладости», хотя последнее неправильное словосочетание и широко вошло в нашу разговорную речь.

И вообще — не будем путать слова «сласть» и «сладость»!

* * *

Я слышал, как молодая мать, показывая на детские ботиночки своего шестилетнего сына, сказала: «Вот купила своему сынишке сапоги…»

Почему «сапоги»? Неужели легкие башмачки этого дошкольника так напоминали ей солдатские или охотничьи сапоги?

Конечно, нет! Просто в обедненном словаре юной мамаши не было другого слова. Зачем ей «загружать себе голову» словами «башмаки», «ботинки», «полуботинки», «сандалии», «сандалеты», «тапочки»? Всю обувь она делит на «сапоги» и «туфли». Всё, что не «туфли», — для нее «сапоги».

В этом она, к сожалению, отнюдь не одинока.

* * *

Что такое «цвет»?

Точное определение восприятия предмета нашим глазом в отношении окраски.

А можно ли вместо «цветок», «цветы» — говорить «цвет»?

Разберемся в этом вопросе.

«Сады в цвету», «поля в цвету», «вишни в цвету»… Можно так сказать? Безусловно. Ведь в данном случае речь идет не об окраске садов, полей, вишневых деревьев и т. д., а об их цветении.

«Лучше нету того цвету, Когда яблоня цветет…»

Можно так сказать? Только в стихах. Здесь «цвету» такая же допускаемая поэтическая вольность, как «иль» вместо «или», «коль» вместо «если». Ведь никто не скажет в обыкновенном разговоре: «Коль я успею, я поеду завтра иль послезавтра».

Но вернемся к «цвету».

Можно ли сказать: «Сорвите мне этот цвет»?

Нет, нельзя. Яблоня может быть «в цвету», но от этого каждый ее отдельный цветок останется «цветком», а не станет «цветом».

К сожалению, многие допускают в речи эту небрежность, являющуюся тоже видом обеднения языка.

* * *

Что такое «клубника»?

Это садовая ягода, очень близкая к нашей садовой землянике, отличающаяся своеобразной формой, цветом, вкусом и запахом. Существует она и в виде дикого лесного растения: вспомним, что у С. Т. Аксакова Багров-внук ездил в заволжские урёмы «собирать лесную клубнику».

Короче говоря, клубника — это особая ягода.

Однако девяносто девять из ста городских хозяек называют «клубникой» всю садовую землянику. В этом заблуждении им усиленно помогают газеты, журналы и писатели.

Впрочем, эти же городские хозяйки называют черешню «светлой вишней», ежевику — «черной малиной», а некоторые (особенно молодые) не могут отличить фасоль от гороха и бобов.

В этой области вообще происходят удивительные вещи: я сам слышал, как один человек с высшим образованием называл орехи арахиса (земляные орехи, китайские орехи) «фисташками» и даже пытался спорить по этому поводу.

* * *

О недопустимом невежестве в отношении природы сто́ит поговорить поподробнее…

Как-то на даче я разговорился с группой молодежи (подчеркиваю — исключительно русской молодежи) и был поражен бедностью языка этих юношей и девушек в области природы. Никто из них не знал, например, слова «можжевельник» — именно сло́ва: я уж не рассчитывал, чтобы они могли отличить можжевельник от другого растения! Одна девица не знала даже слова «ольха», причем, хихикая, добавила: «Березу знаю, елку и сосну знаю, а все остальные деревья я называю просто „деревья”…»

Вот уж действительно, «простота хуже воровства»… Некоторые из этих молодых людей никогда не слыхали слов «вяз» и «ясень», оправдываясь тем, что «эти деревья здесь не растут», а на мое замечание, что я знаю про дерево «баобаб», которое тоже «здесь не растет», и даже имею представление об его внешнем виде, — они хором ответили: «А мы не ботаники!»

Как будто для того, чтобы знать и любить родную природу, обязательно надо быть ботаником!

А ведь если беднеет язык — суживается и круг понятий, то есть уменьшается общая культура.