Посреди пшеничного моря стояла фигура, за её спиной ветер раздувал огонь по головам колосьев, в доме металась в родовых схватках Гифт. Маленькая точка По остановилась на краю поля. Куски разных видений соединились в одно настоящее. Поле уже было не спасти, и он нырнул в обречённые колосья. Течение вынесло его в десятке шагов от такого знакомого, но сейчас сведённого злой гримасой лица, в руке Двойник сжимал пистолет, тело его содрогалось, но он старался держаться прямо. Двойник вскинул пистолет и прицелился…
В доме издал первый крик новорождённый мальчик, двое на поле не могли этого слышать, но в тот же миг сведённое гримасой лицо Двойника разгладилось, рука, держащая пистолет, дрогнула, и он сразу иссяк, исчерпался. Его блуждающий взгляд остановился на пистолете в руке, и, заглянув в темноту ствола, он спустил курок. Огонь наконец-то захватил и это место. Вырвавшись из огненного кольца, По сломя голову бежал к мельнице.
Вскоре в доме раздался ещё один крик.
— У тебя двойня, По! Мальчики! Двойня!
Служащий
По закрыл небо, теперь никаких полетов, никаких звёзд, теперь оно недоступно никому, и только спустя мучительные минуты он благосклонно открывает маленький сектор между средним и указательным пальцем, отнимает от глаз ладонь и той же рукой в одно движение даёт добро. Полетели. Он натирает звёздным скрабом лицо, умывает его прохладным ночным воздухом и поднимается с маленькой земли. Верхушки высоких деревьев раскачиваются, шелестят и щекочут листьями шею, сильный ветер гонит мимо полной луны рваные облака, они вспыхивают как папиросная бумага, горят и летят дальше уже остывшим пеплом. Теперь пора, он чувствует, как лёгкие тонкой струйкой начали отдавать лишний воздух, съёживается как воздушный шарик и начинает стремительное движение домой, где как раз сейчас у его кровати звенит будильник. Рукой, легко закрывающей небо, По ищет будильник, но этот механизм тоже не промах и начинает играть со слепой рукой в скакалки и прыгалки, иногда брезгливо отодвигая изящной ножкой слишком близко подступающие к нему пальцы, и вот как раз на этом месте в комнату входит во всех смыслах непосредственный начальник По и настойчиво просит не ходить сегодня на работу, а хорошенько выспаться и отдохнуть дома, в конце концов, контора, в которой они работают, не производит ничего важного, а значит, их время — чистые деньги, а деньги что, пыль. По благоразумно соглашается и уже на этом месте с сожалением просыпается вновь, открывает глаза, безжалостно и неотвратимо точно бьёт будильник по голове, одновременно хладнокровно осознавая, что стакан сегодняшнего дня наполовину пуст. Теперь нужно встать и допивать остатки.
Вопреки здравому смыслу По жарит на завтрак три картофелины, приправляет их розмарином и уже сверху щедро кладёт острую аджику. На чёрный хлеб ложится сыр, а в чашке дымится настоящий растворимый кофе. Завтрак начался, и это хорошо, хуже, что и он не может длиться вечно и обязательно наступает мятежная пора выхода к людям, хождения с людьми, прохода сквозь людей, а венцом и конечной точкой всех этих усилий является контора на другом конце города, тоже сплошь усеянная людьми, каждый из которых прямо сейчас мечтает оказаться в совершенно другом месте, и в названиях этих мест не совпадает ни одной буквы, но, так или иначе, пять дней в неделю они собираются под этой крышей.
«Всё, время в этой комнате вышло», — подумал По. Он открыл окно, сел на подоконник, перекинул ноги на внешнюю сторону, немного помедлил и, оттолкнувшись, полетел вниз… Успев прокрутить в полёте всю свою недлинную жизнь, через мгновение приземлился на ноги, взял с подоконника портфель и отправился на службу, потому как работой это определённо назвать невозможно.
Вот уже некоторое время он снимал жильё на первом этаже старинного особняка, прежде здесь, в этой комнате, наверняка коротала свой век прислуга. Век кончился. Теперь здесь жил По, а служение его было отнесено на час езды отсюда.
Здравствуйте, здрасте, здрасте, здравствуйте, здрасте. Все в сборе. День начался. Шестерёнки сотрудников конторы раскручивают маховик, и очень скоро в их карманы начинают залетать первые рубли. Монетки пока ещё робкими, рваными скачками скатываются по подключённому к улице жёлобу. В разгар дня они уже ссыпаются непрерывным потоком, и их сортировка и выстраивание аккуратными столбиками занимает всё внимание служащих. Механика конторы работает как часы. Только ближе к вечеру поток монет идёт на спад, и все в конторе понемногу приходят в себя. Служебный день заканчивается, и вся городская машинерия затихает. Ровный шум шестерёнок отпускает какофонию служащих на пятнадцать часов вперёд.