Правильный попаданец (СИ)

Вот что меня напрягало – это отсутствие фотографий в удостоверениях, что у сотрудников угро, что у чекистов. Тот факт, что документы могут, к примеру (не приведи Господь, конечно), взять с трупа – пока никого не напрягает. Понятно, что и фоточки свои вклеить можно, но надо же хоть немного затруднить жизнь любителям выдавать себя за сотрудников органов.

Внешне картонка выглядела чин чинарём – и печати и подписи, всё на месте.

- Хорошо, - кивнул я. – Вы искали Быстрова – это я. По какому вопросу?

- Товарищ Быстров, прошу одеваться и следовать за мной, - подчёркнуто сурово, но при этом без лишней грубости сказал чекист.

- Я что – задержан или арестован?

- Пройдёмте со мной, там вам всё скажут, - продолжил гнуть свою линию чекист.

- Входите, - сказал я. – Мне нужно минут пять, чтобы привести себя в порядок.

- Пять минут терпит, - милостиво разрешил чекист.

Гимнастёрка и штаны уже провоняли потом. Я открыл шкаф (скрип стоял на весь коридор), пробежался взглядом по гардеробу. М-да, как всё запущено.

У меня в прошлой жизни тоже нарядов было раз-два и обчёлся, но тут дело просто швах. Хотя чего можно ожидать от сотрудника уголовного розыска в эти голодные и тяжёлые годы.

Второй комплект нательного белья, прибережённый для бани, - уже хорошо. Косоворотка с заплатками на локтях – мягко говоря, не новая, но хотя бы не пахнет. Есть ещё кавалерийские галифе.

- На улице прохладно, накиньте ещё что-нибудь сверху, - посоветовал чекист.

Надо же какие мы заботливые.

В шкафчике на плечиках висел серый пиджачок. И то хлеб.

Я надел его и понял, что размерчик явно не мой. То ли с чужого плеча, то ли Быстров сильно похудел – учитывая горячку его жизни, весьма вероятно.

Наверное, пиджак надо перешить – я понял, что угроза набрать лишний вес передо мной не стоит.

Сполоснул лицо, пополоскал водой рот, запер комнату, положил ключик под коврик, не сумел сдержать зевок (эх, кофейку бы) и потопал за чекистом.

На выходе из общаги переминался с ноги на ногу, не менее заспанный чем я, сторож – его из-за меня тоже подняли ни свет ни заря.

Он выпустил нас с чекистом и закрыл за нами дверь. Мне стало завидно: сторож как белый человек снова пойдёт на боковую, а меня тащат на местную «Лубянку», а когда выйду и выйду ли вообще – неизвестно.

Хотя… если бы собирались взять в оборот, действовали бы по-другому. Значит, тут что-то другое.

У общаги стояла пролётка – я слышал чекисты обложили местных извозчиков чем-то вроде налога, и теперь ежедневно в порядке очереди у ГПУ дежурили сразу несколько экипажей. Кстати, не самая плохая идея, а то своих средств передвижения у нас в губрозыске кот наплакал, а от наших талонов кучера шарахаются.

- Сколько сейчас времени? – спросил я чекиста, когда мы сели в пролётку, и та тронулась.

Тот вынул из кармана брюк луковицу часов на цепочке, щёлкнул крышкой и посмотрел на циферблат.

- Пятнадцать минут второго.

Если не запрут в камеру, значит, будет время хоть чуток поспать перед работой, прикинул я.

В ГПУ меня не стали мариновать, сразу повели к кабинету, в котором, если верить табличке, находился начальник губернского отдела. И, судя по свету, пробивавшемуся сквозь щели дверного проёма, он не спал.

Сердце ёкнуло. Раз мы туда целенаправленно шли, значит, предстояла встреча с товарищем Кравченко, который, как говорил Смушко и вряд ли сгущал при этом краски, будет испытывать ко мне далеко не самые дружеские чувства.

Начальник губотдела ГПУ оказался человеком жилистым и подтянутым.

До моего прихода она сидел, склонив бритую под Котовского голову, над открытой пухлой папкой, доверху набитой исписанными бумагами.

- Товарищ Кравченко, доставил по вашему поручению товарища Быстрова, - почтительно сказал сопровождавший меня чекист.

- Молодец, свободен, - кивнул ему Кравченко.

Затем он посмотрел на меня.

- Товарищ Быстров, извините, что выдернул вас в такое время, но тут ничего не попишешь – дела.

- Ничего страшного, товарищ Кравченко. Мы с вами одно дело делаем.

- Это вы правильно заметили – одно дело. Проходите.

Мы обменялись рукопожатиями и сели друг напротив друга.

- Раз уже поднял вас в такое время, позволю себе хоть немного загладить вину, - улыбнулся Кравченко. – Чай будете?

- Не откажусь.

Нам принесли по кружке дымящегося чая и поставили блюдце с колотым сахаром – точь в точь таким, какой очень любили мои бабушка с дедушкой. Они всегда пили чай вприкуску и ненавидели рафинад. Очень переживали, когда твёрдый как камень сахар не удавалось найти в магазинах.

Немного подумав, Кравченко извлёк из недр стола и высыпал на блюдце несколько баранок.

Я куснул одну – по твёрдости она не уступала сахару, зубы сломать можно.

Но, какой нормальный опер не любит поесть на халяву. Кстати, был я в Питерском зоологическом, видел там высушенное чучело этой самой рыбы – халява.

Пару минут мы молча пили чай, думая о своём. При этом Кравченко ни на секунду не отводил с меня взора пристальных глаз – наверное, изучал.

Мне даже стало слегка неудобно: глядят как на девицу на выданье. Оно, конечно, за смотр денег не берут, но так ведь и дырку во мне просверлить можно.