Правило Диксон

Говоря о Мэрианнн, она именно в этот момент заходит в семейную комнату и плюхается на диван между нами, болтая о завтрашних планах. Они собираются в планетарий.

— Слушай, космический лагерь, кажется, реально клёвый, — замечаю я.

— Он весёлый, — соглашается она. — Но! Лагерь геологии ещё лучше.

— Правда? И что же в нём такого? — Краем глаза вижу, как папа сдерживает улыбку.

— Абсолютно все! — Мэрианнн продолжает рассказывать нам о лагере геологии, объясняя, что целых три дня посвящены археологии, когда они проводят имитацию раскопок. — И! Мы создаём свои собственные магнитные поля. И! Мы отправляемся на поиски камней. В брошюре сказано, что здесь полно агатов.

— Чего? — спрашиваю я.

— Агат. Это драгоценный камень, — она фыркает. — Ты что, ничего не знаешь о геологии Вермонта?

— Нет. И меня оскорбляет, что ты так думаешь. Я был популярен в школе.

— Я тоже очень популярна, — высокомерно говорит Мэрианнн, а затем продолжает сыпать фактами о геологическом лагере. — О! И мы будем искать серпентин!

— Типа змей? — я морщу лоб.

— Нет. Это камень. Серпентин. И он очень красивый. Зелёно-чёрный и супер гладкий. В брошюре написано, что нам дадут маленькие кирки, чтобы мы могли копать.

— Прости, что? Они дают детям кирки?

— И что? — вызывающе спрашивает Мэрианнн.

— Это кажется ужасно безответственным.

Папа разражается смехом.

 

Остальная часть визита пролетает незаметно, и мне грустно прощаться, когда наступает пятница. Я уезжаю из Хартсонга после утреннего часа пик и возвращаюсь в Хейстингс в начале дня.

Почти сразу я понимаю, что что-то произошло с жителями моего жилого комплекса.

Их будто заменили на каких-то пришельцев.

Пришельцев, которые, по какой-то причине, настроены против меня.

Раньше все были не то чтобы очень дружелюбны, но по крайней мере я получал улыбки и приветствия, когда прогуливался по Медоу-Хилл.

Теперь все граничат с враждебностью.

Например, тот парень, Найл, который живёт этажом ниже. Когда я сталкиваюсь с ним на парковке для посетителей, где стоит мой Мерседес, он указывает на меня пальцем и резко говорит: — Твоя музыка слишком громкая. Затем он нажимает на брелок, чтобы закрыть свою маленькую Тойоту хэтчбек, и уходит прочь.

Гарри, который сидит в вестибюле здания Sycamore, хмурится, когда я говорю ему, что приглашаю людей на субботу. Хотя я даже не обязан был ему это говорить. Это было из вежливости.

Затем, на тропинке, я прохожу мимо одной из супружеских пар, живущих в Weeping Willow, и жена бросает на меня такой взгляд, что вода могла бы замёрзнуть.

Когда я говорю ей привет, она отвечает: — Да, ладно.

Сейчас я проверяю свою почту после двух дней отсутствия, и женщина, живущая рядом с Найлом — кажется, её зовут Прия? — осторожно подходит к почтовым ящикам, как будто входит в клетку со львом.

Я приветствую её улыбкой и понимаю, что это не осторожность. Её выражение передаёт глубокое презрение, как будто она входит в клетку с львом, которого хочет убить.

— Привет, — говорю я, моя улыбка начинает спадать.

— Конечно.

Я не знаю, лучше ли это, чем да, ладно, но ощущается, что это на ступеньку ниже на лестнице приветствий.

— Прия, да? — я перезнакомлюсь. — Шейн.

— Я помню твоё имя. Я не забываю имена.

— Понятно, должно быть, ты хороша в этом. Держать в голове всех этих клиентов. Диана говорила, что ты консультант или что-то такое?

— Я психотерапевт.

— Это очень круто. Ты училась этому в университете? — это самый глупый вопрос, который я мог задать, но она заставляет меня чувствовать себя неловко своими угрюмыми глазами и складкой на губах.

— Я выбрала путь психотерапии, но у меня есть и степень доктора медицины в психиатрии, и докторская степень по психологии, — она бросает на меня пренебрежительный взгляд, прежде чем повернуться, чтобы открыть свой почтовый ящик. — Из Гарварда.

— Вау. — Я действительно впечатлён.

— Знаю, правда? Удивительно, что женщины могут быть докторами в двадцать первом веке? Что наша ценность больше не зависит от того, как к нам относятся мужчины?

Я моргаю.

Она сладко улыбается мне.

Я понятия не имею, что, чёрт возьми, происходит.

Поэтому продолжаю держать на лице дружелюбное выражение и говорю: —Определённо. Пять золотых звёзд за освобождение женщин.

Её глаза сужаются. Чёрт. Эти глаза. Чёрные, как уголь. — Ты издеваешься над феминистским движением?

— Совсем нет. Я думаю, это здорово. Я поспешно засовываю свою почту под руку. — Ладно, мне пора.

Я быстро выхожу из вестибюля, чувствуя, как взгляд Прии пронизывает мне спину.

Что, чёрт возьми, не так с этими людьми? Никто из них не устроил мне парад в честь приезда, но я предположил, что это из-за того, что им не понравилась идея о студенте, переехавшем в комплекс, полный пар и семей. Но в Медоу-Хилл живёт много одиноких людей, и почти все, кого я встретил сегодня, вели себя как полные придурки.