Правило крысолова

– У нее губы Питера. – Бабушка нарушает вдруг возникшую между нами странную связь – печаль узнавания самой себя в родном лице и неузнавания. – Отлепитесь от зеркала, уже пора.

– А если меня задержат? – приходит в себя мама.

– Не перепутаешь флаконы – не задержат.

– Это смешно – ваши флаконы! – Ну вот, уже появились истерично-сварливые нотки в голосе. – Когда я согласилась на эту аферу, никакого охранника не было! Если меня задержат, отведут в милицию, будут допрашивать?!

– Ты ничего плохого не сделала, – втолковывает бабушка. – Ты решила слетать в Германию, вот и все.

– Вы меня за дуру считаете?! – не выдерживает мама, а я натягиваю на нее свои джинсы и свитер и стараюсь успокоить взлетевшие в возмущении руки у моего лица. – Решила слетать в Германию по паспорту своей дочери?!

– Скажешь, что перепутала. – Бабушка устала и еле сдерживается. – Не начинай сначала. Ты обещала помочь. Первый раз в жизни я попросила тебя о помощи.

– Мама, – я сажусь на корточки, надеваю на ее босые ноги носки (эти ногти – совершенно копия моих, и от такого наблюдения возникает странное ощущение, что, присев, я одеваю саму себя – в кресле напротив), – перестань кричать и послушай бабушку.

– Да твоя бабушка ненормальная, – наклоняется ко мне почти мое лицо. На щеки падают пряди волос моего цвета. – Что вам всем от меня надо?!

– Ты можешь хоть раз в жизни представить, что ты взрослая женщина и должна всем, кто тебя изваял? – Я смотрю снизу в ее лицо почти жалобно.

– Я ничего не должна детям Ханны! Я никуда не поеду.

– Послушай. – Я сажусь на пол и сжимаю ее ступни руками – так захватывают ладони нерадивого взволнованного собеседника, успокаивая его и заставляя подчиниться ритму разговора. – Послушай меня. Если ты нам поможешь, я обещаю, что отец больше ни на шаг не отойдет от тебя, будет носить на руках и терпеть все твои выходки.

– И как же ты это сделаешь? – Сопротивление еще не угасло, но упоминание об отце отрезвляет маму.

– Это секрет, но я клянусь, что так и будет.

Мама косится на бабушку. Бабушка не смотрит на нас. Она отвернулась к окну, а окно завешено занавеской, и кажется, что она смотрит сквозь плотную ткань, подстерегая дыхание ночи.

– Маленькие бабушкины секреты, хитрое колдовство, да? – усмехается мама, и я вижу, что она согласна. – Давайте ваши чертовы флаконы, давайте ключи от машины, давайте деньги, паспорт и билеты, я еду прогуляться на родину тех, кто меня ваял!

Чуть раздвинув занавеску, мы смотрим, как мама идет в свете тусклого, покачивающегося у входа на веранду фонаря к воротам, а потом к моей машине, как наигранно бодро машет рукой в сторону дома.

– Неплохо, – кивает бабушка, заправляя занавеску. – Совсем неплохо ты ее купила, но детям нельзя давать такие знания. Я уже говорила, что твоя мать – ребенок.

– Я все сделаю так, что она не догадается, – шепотом обещаю я, отслеживая в деревьях огоньки уезжающей машины.

Мы спускаемся вниз. Удивленный Питер спрашивает, как мне удалось только что уехать и сразу же прийти к нему в кухню?

– Это была не Инга, – досадливо морщится бабушка, – это Мария уехала, поберег бы зрение, не таращился бы в ночь. Скоро кошку от собаки не отличишь!

И подмигивает мне осторожно, ставя грязную чашку в раковину.

Я посидела с бабушкой и Питером полчасика, выпила кофе, оделась, взяла заранее собранную сумку, обняла их по очереди и вышла в сад через угольную дверь в подвале. Постояла, прислушиваясь. Прокралась к забору, перелезла через него. Прошла три километра лесом, минуя железнодорожную станцию. Не заблудилась. Не испугалась шороха в кустах и крика неизвестной, но очень возмущенной птицы. Голосуя в рассветном сумраке на дороге, постаралась представить себя со стороны.

В этот момент мне очень пригодились наставления бабушки по поводу ориентировки мужчин в танке. Это она имела в виду, что, если мужчина передвигается на коне, едет в машине или на катере (другими словами, находится в танке за броней искусственного могущества), то ему приходится определять женщин и мужчин «за бортом» на предмет возможных удовольствий или неприятностей исключительно по определенной ориентировке. И самая большая трудность в этом – ограничение во времени. Мужчине нужно оценить ситуацию, возможности контакта, вероятные последствия – за несколько секунд.

В конечном результате, считала бабушка, как бы мужчина ни тешил себя уверенностью, что уж он-то матерый всадник и впросак не попадет, чаще всего именно мужчины игнорируют ориентировку на внешние условия, время года, ночь-день и за данные им секунды осмотра успевают только выхватить глазами каждое интересующее его место на теле одинокой путешественницы на дороге, а тормозить или не тормозить – впрыскивается в них почти всегда интуитивно.