— Желтая “баккара”, редкий сорт. Я это записала, чтобы потом сравнить с данными гороскопа на этот день. Все сошлось. Окучивала розу и нечаянно подсекла ей корни. А по гороскопу как раз было “потеря близкого друга”. Сначала я думала, что роза шестнадцать — это Римма Кнохель, моя подруга, она умерла три месяца назад, я помогала с похоронами. Мы с друзьями устраиваем себе похороны в одном похоронном бюро, “Костик и Харон”, но теперь мне кажется, что это была…
— Есть какие-то доказательства, что отделенные в ходе убийства головы появились у вас из посылок? — перебил бабушку Негоднов.
— Конечно. Когда я ходила на прием к начальнику другой правоохранной структуры, в милицию, я принесла с собой вырезанную картонку, на ней адрес написан от руки, что очень удачно для определения человека по почерку. Первую картонку сохранить не удалось, потому что внучка, когда взяла у соседки посылку, выбросила коробку в мусорник. Но она говорит, что…
— Где она? — Опять перебил бабушку Негоднов.
— Она в изоляторе, вы ее задержали по подозрению…
— Где эта картонка?! — закричал Негоднов.
— Как только моя внучка выйдет на свободу, мы с нею сразу же поедем в Управление внутренних дел, кажется, это так называется, и привезем…
— Послушайте, вам что здесь — детский сад или бордель? — завелся Негоднов. — Что вы себе позволяете? Вы мне ставите условия?!
— Это вы хорошо сказали про свой отдел, мне понравилось, — улыбается бабушка.
— А если я вас сейчас задержу и отправлю отдохнуть к внучке на нары?!
— Ничего страшного, я так и думала, что разговор может принять плохой оборот, я уже говорила вашим людям из других отделов, что специально надела это пальто. Видите, оно у меня как раз на случай разной грязной работы, оно совсем еще не старое, но цвет…
Негоднов берет трубку телефона и раздраженно приказывает освободить Ингу Грэме и доставить ее к нему в штаб-квартиру.
— Раз уж вы человек слова и отпускаете мою внучку, я могу сразу…
— Помолчите, — оборвал бабушку Негоднов. И сел, барабаня пальцами по столу.
— Пусть фрау скажет, — вступил Зебельхер. — Она плохо выглядеть, она может заболеть. У нас мало время.
— Говорите, — кивнул Негоднов.
— Пусть ваши люди сами заедут в Управление нашего района. На первом этаже в мужском туалете за металлическим шкафом с инвентарем уборщицы эта картонка и стоит.
— Нет, это просто бред какой-то! — шепчет заместитель Негоднова, записывая. — За шкафом в туалете! Да ее давно выкинули, ну почему вы засунули туда эту картонку?!
— Очень надежное место, уверяю вас, — успокаивает его бабушка. — У уборщицы плохой совок. Ручка почти отломалась. Если картонка кого и заинтересует, то только уборщицу, она может на нее мусор загребать, но потом обязательно поставит за шкаф.
— Да уж, конечно! В каком районе вы прописаны? У кого были на приеме? И число назовите!
— У меня еще есть газета, — замечает бабушка. — Скомканными газетами были заполнены пустые пространства в коробке. Чтобы голова не болталась, — добавляет она в напряженной тишине. — Это хорошая газета, в том плане, что она не московская. По ней можно вычислить, кто из ваших агентов или родных агентов ездил в прошлом месяце в Ленинград. “За кадры верфям”. Я думаю, это был Мурманск или Ленинград.
— Газета тоже засунута за шкаф в туалете? — вкрадчивым голосом интересуется Негоднов. — Или вы ее для большей сохранности положили в сливной бачок унитаза?
— Нет. Я ее взяла с собой. Я ею обернула свой паспорт. Посмотрите, пожалуйста. В кармане пальто. Наружном.
Как только заместитель Негоднова достал газету и развернул ее на столе начальника, тот сразу же вызвал группу фактурщиков.
— Значит, если бы мы не задержали вашу внучку, плакали бы все вещественные доказательства, так? — В ожидании экспертов Негоднов нервно ходил по кабинету. — Да она убила такого зверя, что в сочувствии присяжных сомневаться не приходится. И самооборона к тому же, и дети в сарае. Она бы посидела только месяцев шесть-восемь до суда, и все!
— Именно эти шесть-восемь месяцев меня и беспокоят, — кивнула бабушка. — Здоровье, знаете ли, шалит, и память подводит. Вот сегодня, к примеру, забыла флакон с духами. Представляете? А вы такой категорический брюнет, — с сожалением качает она головой. — Что со мной будет через восемь месяцев? А дети? Кто будет с детьми?
Приоткрылась дверь, и заместителю Негоднова сказали, что привезли Ингу Грэме.
— Ведите! — удивился тот.
— Никак нет, — докладывал вполголоса кто-то, невидимый бабушке, — она просит оставить ее на улице в силу… в силу особых обстоятельств.
Бабушка встала, отстранила от двери заместителя Негоднова и докладывающего и, не слушая криков Зебельхера, пошла по коридору на выход.
— Все в порядке! — помахала я ей рукой от фургона, в котором шофер как раз открыл все двери и окна для проветривания.
— Что это? — Она принюхалась подозрительно. — Над тобой там издевались?!
Даже на расстоянии я вижу, как бледнеет ее лицо.
— Нет, что ты. Это как раз защита от всяких издевательств в запертом помещении, мне Ладушкин ее обеспечил, такой дезодорант, называется “Понос шимпанзе”. Ничего, да?