И я открыла “дипломат” Павла.
Перерыв основательно его содержимое, натыкаюсь на коробочку от кольца. Трепыхнулось сердце. Колец он мне еще не дарил. Смотреть?.. Не смотреть?.. Несколько секунд соображаю, сумею ли потом в момент подарка изобразить на лице восторженно-удивленное выражение, если увижу кольцо заранее. Тут же злорадно показываю сама себе язык. Размечталась! С чего это я решила, что кольцо — мне?! А Среда, и жена, в конце концов, на что? Решительно открываю коробочку. Там нет никакого кольца. Коробочка равномерно заполнена какой-то гадостью вроде серого пластилина, и в этой мягкой массе отчетливо отпечатался маленький ключ. Я еще раз осмотрела внутренность “дипломата”, осмотрела бумаги на коврике (потому что именно на коврике в коридоре его и открыла). Потому что то ли от пересыпа, то ли от утомления любовными играми я как последняя идиотка искала вывалившийся из этой коробочки ключик, пока не сообразила, что вижу что-то смутно знакомое. В груди похолодело. Встав с пола, я пошла в ванную, вытащила из корзины постельное белье, перевернула ее вверх дном, отодрала полоску лейкопластыря и посмотрела на ключ из цветочницы Ханны. Вернулась в коридор, приложила ключ к оттиску в коробочке. Он…
Я загрузила содержимое “дипломата” обратно, не заботясь об аккуратности. Сварила кофе и выпила его в спальне, разглядывая спящего мужчину. Я ничего не понимала, кроме того, что он — враг. Не совсем понятно было, в какой момент Павел сделал отпечаток. После первого раза он пошел в ванную первым. Но представить, что голый расслабленный мужчина при этом по дороге прихватывает коробочку, а потом обшаривает ванную в поисках тайника — это значит, во-первых, признать мужское коварство в той высокой степени, которая, как мне внушала с детства бабушка, просто невозможна у примитивных особей. И во-вторых, если уж он так быстро нашел тайник, грош цена моей интуиции хранительницы очага!
— Что случилось? — Проснувшийся Павел смотрит на меня, стоящую в дверях, почти со страхом.
— Убирайся, — категорично заявляю я.
— Инга…
— Убирайся немедленно. Я подожду на кухне, пока ты оденешься.
— Но почему? Я как раз…
— Потому что боюсь запустить в тебя чем-нибудь тяжелым.
— Почему я должен убираться?!
— Ты мне не нравишься. Ты не любишь мои пирожки, а когда кончаешь, у тебя изо рта течет слюна!
— Я обожаю твои пирожки, — понизив голос, заявляет мужчина, став на кровати на четвереньки. — Я обожаю тебя… — Теперь он осторожно слез на пол.
Я застыла, как загипнотизированная, в дверях, потому что никогда не слышала у Павла такого странного голоса.
— И я никуда не уйду, пока…
Тут, очнувшись, я бросилась в кухню, но не успела закрыть перед ним дверь. И на полу, между холодильником и батареей, случилось банальнейшее изнасилование. Больше всего меня поразил поток ласковых и матерных прозвищ, которые в этот момент выкрикивал обезумевший мужчина. Надо заметить, что я тоже кричала достаточно громко, потому что его рука, захватившая мои волосы, дергала их с неистовством, достаточным, как мне тогда показалось, для сдирания скальпа.
Первой моей мыслью, пока Павел, постанывая, поднимался с пола, было — поскорее одеться. Бабушкин рецепт сработал, это уже понятно, но, может быть, если я оденусь, моего запаха станет меньше? Пока Павел занялся пакетом кефира из холодильника, разодрав его уголок зубами, я незаметно отползла к двери и бросилась в спальню.
— Очень хочется есть, — заявил он, входя в комнату. — Что с тобой?
— Ничего… Пирожки есть не надо. Не надо! Они холодные и невкусные… — Я дрожащими руками застегиваю нижние пуговицы толстой шерстяной кофты. Легкие брюки остались незастегнутыми, черт с ними, но вот голые ступни…
Именно на них и уставился, тяжело дыша, совсем изнемогший от эротического буйства и выпитого литра кефира мужчина.
— Инга, я — дурак, — заявляет Павел, садясь рядом на пол и обхватив мои ступни ладонями. — Понимаешь, к сорока пяти накатывает вдруг понимание прожитой жизни… — Он поднял мою правую ступню вверх и прижал ее к лицу, я уцепилась за стул, чтобы не свалиться. — Что мы ищем, чего добиваемся? Счастье — рядом, нужно только осознать, понимаешь? — Задумавшись, он укусил меня за пятку.
— А… разве тебе уже сорок пять? — честно удивилась я, осторожно дергая ногой. Пока бабушка не сообщила о моем жизненном предназначении, мне в голову как-то не приходило незаметно заглянуть в паспорт близкого мужчины, поинтересоваться, в конце концов, его возрастом! Я даже вспомнила, что узнала фамилию Павла только на второй месяц знакомства. Меня укусили за пятку сильней. Я вскрикнула.
— Я хочу тебя съесть, понимаешь? Что-то произошло, я вдруг понял, что ты — единственно важная вещь. Вообще…
— Я не вещь.
— Кстати, о вещах! — радостно отвлекся Павел. — У меня для тебя подарок! — Он огляделся в поисках “дипломата” и пополз к нему по полу на четвереньках.
— Неужели — кольцо? — издевательски поинтересовалась я.
— Откуда ты знаешь? — удивился он на полпути.