Правило правой руки (сборник)

– Так там тогда собаки бегали, – сказала Милка, – и я снесла его в дом. Чтоб надёжнее.

Вот дура, сердито подумал Колян. А эти – сволочи! И вдруг почти сразу подумал, что ему ведь совсем не жалко, это как будто чужое горит, а ему всё равно. Только немного любопытно, отчего горит. И он опять спросил:

– Ну, ладно, тол, но отчего он вдруг рванул? Или они сразу так затеяли? Завели его на время, что ли?

– Могли и так, – сказала Милка. – Может, для того они и приходили, чтобы нам его подсунуть.

Колян хмыкнул, вспомнил камуфляжа и подумал: да, они могут всё что хочешь. Могут сдатчик тебе в руку вставить. И даже дом дадут тебе построить, но это будет не твой дом, а их. Это ещё один их сдатчик. Ну и что? Вот он теперь горит, а мы живые. Да пусть тут всё сгорит, даже не надо будет выковыривать!

– Коля, – сказала Милка. – У нас ничего не осталось, всё сгорело. Как теперь дальше жить?!

– А зачем дальше жить? – сказал Колян. – Может, лучше сначала начать? Как же теперь старое отстроишь? Вон как оно горит! И так бы и мы там сгорели. – Тут он даже усмехнулся и продолжил: – И, может, мы и сгорели. Никто же нас теперь не чует старых, мы же теперь без сдатчиков.

– И что? – опасливо спросила Милка.

Колян подумал и сказал:

– Надо нам, покуда они не хватились, уходить отсюда. Насовсем.

Милка смотрела огонь, молчала. Потом вдруг вздохнула и сказала:

– Туфельки мои сгорели. Деловые они были. Очень!

Колян протянул руку, положил Милке на живот и замер. Но и дитя тоже замерло, не шевелилось. Колян помолчал ещё немного и сказал:

– Байщик рассказывал, что он читал в своих бумажках, и Генерал подтвердил, сказал, слышал по радио, что есть такие глухие места, куда не то что роберты, но даже санитары не суются. Там вообще нет никого. Но полгода дотуда идти.

– Через полгода я рожу, – сказала Милка.

– Вот и хорошо! – сказал Колян. – Как раз успеем.

Милка насупилась. Пожар продолжал разгораться. Колян улыбнулся и прибавил:

– Байщик не дурак, голова у него варит. И Генерал у нас что надо. Вчера научили, как консервы с вертихвоста добывать. Так что мы с тобой теперь не пропадём. Давай!

Он встал, подал Милке руку. Милка взялась за неё, поднялась и сказала:

– Ой, Коля, в такую ночь!

– Ночь, это хорошо, – сказал Колян. – Днём они нас сразу засекли бы. А так и искать не будут. Подумают, что подорвались мы. Повычёркивают нас отовсюду, выкинут из картотеки, вот и всё. Пойдём! Не бойся!

И они пошли. Куда? Колян велел молчать. На всякий случай. Народ же к нас сами знаете какой, чуть что – сразу заложат.

Рассказы

Я и все остальные

Меня зовут Эй-би – и дальше длинный двенадцатизначный номер, называть который я не стану. Ведь это же совершенно неважно, какой у меня номер, а важно, кто я такой. А я – мозг, правда, уже не помню чей. Или нет, что я такое говорю! Никогда я не был чьим-то, а это у меня когда-то было своё тело, но так давно, что данным обстоятельством вполне можно пренебречь. И тогда мы реально имеем вот что: я – просто мозг, без ничего лишнего, и помещённый в прозрачную ёмкость. Я нахожусь в этой ёмкости во взвешенном состоянии, то есть плаваю в питательном физрастворе, кажется, в фурацилине. Хотя в фурацилине вряд ли, в нём я бы давно сдох, потому что поместить в фурацилин – то же самое, что сразу заспиртовать насмерть, а я ведь живой.

И ещё как живой! Ходит тут один гад в зелёном халате и с интересом на меня посматривает. И не только на меня, нас у него много на полках и на столах. Он над нами издевается, или, научно выражаясь, экспериментирует. То есть он то свет на тебя направит, то кислороду в банку накачает, а то подключит к тебе электроды и начинает тестировать. Это когда тебя всего колотит, трясёт, бросает то в жар, то в холод, а он только смотрит на монитор, как там ломаная линия скачет, и подбородок почёсывает. Иногда радуется, иногда хмурится. Со временем я сделал вывод, что чем линия сильнее скачет, тем ему радостней. У моего соседа скакала не сильно, и этот гад в халате очень злился. Ходил вокруг соседа, хмурился, пытался исправить. А исправлял он так: наставил к соседу каких-то приборов, насовал к нему в банку присосок, электродов, тестеров, инфоприёмников, направил пучки поляризованного света, включил ультразвуковые пушки… А всё равно не получалось! Сосед только бледнел, его извилины корчились, глубина их падала, кривая монитора неуклонно выпрямлялась, всплески на ней становились всё слабее и слабее, сосед скукожился, перестал выдавать импульсы, линия перестала дёргаться и застыла как неживая. Гад встал, сунул руку в соседскую банку и отключил соседа от всех датчиков. Сосед ещё раз дёрнулся, потом окончательно размяк и медленно опустился на дно. Гад нетерпеливо постучал костяшками пальцев по столу. Подошла лаборантка, перелила соседа из банки в ведро и вынесла из лаборатории.

– Сдох! – сказал гад.