А очередь пересаживается и пересаживается. И дежурный уже совсем близко. Он в фуражке с большим козырьком, и на нём гимнастёрка, но без погон, но с портупеей, и он очень строгий. Так глазами и сверкает, если чем-то недоволен! Эх, опять думает мужик, надо проситься в общую, в общей должно быть проще, ты по крайней мере не один.
И опять: как же я компас забыл, как же теперь без компаса?!
И тут как раз его очередь: следующий!
Он подошёл, сел сбоку на табурет, чемоданчик положил на коленки, руки начали сильно дрожать, ему стало неудобно. А дежурный взял повестку, переписал с неё номер, фамилию, адрес, после спросил год рождения и записал его, а после говорит: вам, гражданин, куда, в парилку или в душевую? Мужик сразу: в парилку, в парилку, товарищ! А он: а почему ничего не подчёркнуто? Может, вам, гражданин, в душевую?! Нет, говорит мужик, в парилку, у меня и веник есть, сейчас друг поднесёт! А дежурный аж скривился и повторил: друг! А после мотнул головой и что-то черканул в журнале, и говорит: ладно, в парилку, следующий!
И мужик рад, конечно, вскочил и в дверь направо, в парилку…
…А чего там было дальше, об этом рассказывать нельзя, потому что мужик давал подписку о неразглашении. Короче: парили его шестнадцать лет, только потом вернулся. Зашёл в подъезд, руки дрожат, открыл почтовый ящик, а оттуда как посыплются, посыплются повестки! Но он ни одну не поднял, даже не наклонился, чтобы почитать, а так и пошёл дальше. Он жил на пятом этаже. Смотрит: его дверь та же самая, как будто и не уезжал. Он проморгался, ключ достал, стал открывать. Слышит, соседи сзади завозились, выходят на лестницу. Остановились, смотрят на него. А он на них. И он их видит в первый раз! Тогда он говорит: а где тот, который здесь жил раньше вас? А они отвечают: а его давно забрали, в душевую, а нас тогда сюда переселили, дали ордер, у нас подошла очередь. Мужик: ага, ага, отвернулся и зашёл к себе.
Там вошёл, сел на койку и видит: а на столе веник лежит, и рядом компас, которые он тогда по запарке забыл. Но ничего, подумал, так оно даже сохраннее, вот они вдруг завтра придут, а он уже готовый.
Пять дней к отпуску
Ночь. Лютый мороз. Ветер свистит. Фонари над зоной качаются, скрипят на проводах, тени по снегу мечутся. Младший сержант стоит на вышке, воротник полушубка задрал, курит в рукав и думает: эх, ё-моё, и это у них здесь весна такая, март месяц, ёкарный бабай, а до чего же дуборно! И курит, курит, сплёвывает, винтарь зажал под мышкой, на зону зорко поглядывает. А там никого, конечно, нет, кто в такую темень туда сунется? Все по баракам.
А ветер свищет! Фонари скрипят! Тени туда-сюда, туда-сюда! Тут только, думает младший сержант, отвлекись, как мало ли кто может проскочить?! И торопливо докурил, чинарик выбросил и винтарь из-под одной руки под другую переставил. Потому что он же сталь, собака, и через полушубок промораживает.
А спать как хочется! Просто хоть убейте, но дайте поспать, сволочи. Он же уже сколько дней не спал, пять дней, наверное, а как ночь, так его сразу в караул. Старшина Мовнюк, сука последняя, совсем задрал. Караул и караул, караул и караул!
А как славно здесь всё начиналось! На этой же вышке. Поставили его здесь в первый раз, и только стемнело, ещё в санчасти свет не выключали, два крайних окошка светилось… А уже здесь, от шестого барака, бежит кто-то, пригнувшись. Ат, гнида какая! Но младший сержант раньше времени дёргаться не стал, а дал ему добежать до колючки, и когда он уже начал под неё подкапываться, прижал приклад плотней к щеке, задержал дыхание и стрельнул. И уж тут, падла, какой сразу переполох поднялся, как все откуда ни возьмись забегали, даже врубили прожектор! Только на хрена было врубать, когда тот зэк лежал прямо под фонарём? Подняли его, гниду, глянули… А чё уже было глядеть, когда прямо в сердце? С девяноста двух шагов, как после товарищ капитан сказал.
– Ну, – он ещё сказал, – ты, младший сержант, глаз-алмаз! Пять дней к отпуску получишь, больше не могу, а то дал бы и десять! – И обернулся к Мовнюку и приказал ещё: – И две банки тушёнки ему. Свиной! Сегодня же!
Мовнюк взял под козырёк, сказал:
– Так точно!
А после ни хрена не дал, конечно, ни сегодня, ни завтра и ни даже послезавтра, сказал, что на складе сейчас переучёт, выдаст на следующей неделе. А когда она пришла и младший сержант, дурень, о ней напомнил… Вот тут Мовнюк и озверел! И стал каждую ночь посылать в караул. А утром вернёшься в барак, расстегнёшь ремень, ляжешь на койку, глаза закроешь… А в глазах тушёнка! И какой уже тут сон? Так и не спишь до вечера. А вечером опять сюда, на эту поганую вышку. Стоишь, носом клюёшь, качаешься…