Правило правой руки (сборник)

И я покажу его. А что! Мне нечего скрывать. Мой парашют у меня под столом, в мешке. Я вытащу его, и усмехнусь, и протяну его им. Они его раскроют… И увидят, что нет там никакого парашюта, а есть лишь новенькая гимнастёрка с двумя наградными колодками, а также галифе, ремень, пилотка, коневые сапоги, портянки, две смены нижнего белья, ещё немного всякой нужной мелочи и, кроме всего этого, записка: «бери всё это себе, боец, ты это заслужил, а меня закопай честь по чести». Вот что они найдут! И удивятся, и спросят, что это такое. А я отвечу, что это на тот случай, если и меня тоже отправят прыгать.

– Тогда, – скажу, – я лучше сразу, без парашюта, вниз прыгну, и пусть там меня, за это вещевое вознаграждение, похоронят, хоть и на чужой земле, но как человека.

Вот! И я представляю их рожи, когда они это услышат! А после, конечно, опомнятся, прикажут встать, снимут с меня ремень, велят разуться и следовать к месту расстрела, и там после просто бросят в яму как падаль. А закапывать не будут, нет! Вот чем всё это кончится, если они придут сюда с ревизией. Поэтому я часто думаю, что пусть лучше и меня, вместе с бойцами, отправят в тот чёртов десант. Тогда я возьму свой мешок с тем, что в нём сейчас есть, и когда наступит моя очередь, я, как и все до меня, смело ступлю в проём…

А вот дальше я уже не буду дёргать за кольцо и радоваться, если парашют раскроется, или материться, если там окажется тряпьё, потому что это же, как я вам уже объяснял, одинаково глупо, тех и других ждёт смерть, а я просто разведу руки и ноги как можно шире, поймаю воздушный поток, а после согну руки в локтях, крепко-накрепко заткну пальцами уши – и ветер перестанет в них свистеть, на душе сразу станет спокойней, и я буду лететь и смотреть вниз, на землю. Сверху, говорят, она очень красивая, но рассматривать её мешает ветер, свистящий в ушах. Но я же заткну уши и мне уже ничто не помешает, меня ничто не будет отвлекать, я буду просто свободно парить и смотреть перед тем, как изо всех сил вдруг шарах!..

Но только когда это случится? И вообще, случится ли? Чего это ради они вдруг станут отправлять меня туда, когда я и здесь вполне справляюсь со своими обязанностями? И разве на меня кто-нибудь хоть один раз писал рапорт? Так что зачем им от меня избавляться? И какие здесь могут быть ревизии? Зачем? Так что я ещё, может, скорей умру от старости, чем они придут сюда за мной. Зачем им сюда ходить? Сюда ходят только за парашютами. Которых с каждым разом, с каждым отправляемым десантом становится всё меньше и меньше. И скоро здесь останутся только одни мешки. А я буду служить! Всегда служить! Потому что мне порой вдруг кажется, что я бессмертный – особенно когда я выдаю по списку то, что они требуют.

Следующий!

Один мужик выходил из дома, глянул в почтовый ящик, а там повестка. В ней написано: явиться в баню номер три, второй подъезд. Сегодня, в одиннадцать часов. Иметь при себе соответствующий набор. Ну, и мужик на работу не пошёл, а вернулся к себе, взял чемоданчик и стал туда складывать мыло, бритву, полотенце, пару сменного белья, и шерстяные носки на всякий случай, и почему-то ещё галстук, и ещё одни носки, уже простые. И вдруг думает: а веник брать? А там парилка есть? Опять посмотрел в повестку, а там внизу написано: парилка, душевая, ненужное подчеркнуть. Но он не стал ничего подчёркивать, и веник тоже брать не стал, а только скорей взял чемоданчик и пошёл, потому что время уже поджимало.

Пришёл в ту баню, завернул за угол, и там второй подъезд. Он в него вошёл. А дальше такой длинный коридор, потолок очень высокий, лампы слабые, и народ вдоль обеих стен стоит или сидит кто на диванах, кто на стульях. Диваны чёрной искусственной кожи. И тишина. Только в самом конце коридора, не сразу и заметишь, за столом сидит дежурный и вызывает: следующий! Туда к нему и подходят. Он чего-то тихо спрашивает, а после отправляет в две двери – направо или налево. Мужик занял очередь и вначале стоял, а после, когда очередь подвинулась, сел. И тоже молчит, конечно, потому что все молчат. Тихо в коридоре, сыро и прохладно, как всегда в предбанниках. Народ сидит серьёзный, кто с чемоданчиками, кто с портфелями. А у кого веник прямо в газету завёрнут. Эх, думает мужик, зря я свой веник не взял. Или лучше в душевую?

Но в душевую что-то неохота. Не лежит душа!

А очередь понемногу движется, народ пересаживается. Молчат все! Только дежурный что-то говорит, когда в журнал записывает.

И вот уже ясно слышно: если он покажет налево, то говорит: в душевую, а если направо, то: в парилку. В парилку идут те, у кого веники. Эх, думает мужик, чего я натворил, веник не взял, а душевая – слово очень нехорошее. Неохота ему в душевую. Ну да ладно, думает, посмотрим.

И ещё вдруг думает: а чего это я компас не взял, как же я буду без компаса? И опять сидит, молчит, ничего в голову не лезет.