— Господа, здоровье майора Полубоя! — Войцеховский чокнулся с Касьяном, залпом выпил водку и с маху разбил рюмку о мозаичный паркет.
Звон бьющегося хрусталя слился в один звук, когда присутствующие разом хватили рюмки об пол.
— Господа, прошу простить — дела, — Войцеховский коротко поклонился и, хрустя осколками, стремительно направился к выходу.
Молчание прервал капитан первого ранга Никитенко.
— А приятно сознавать, господа, что иногда и мы можем доказать Императору, что он не прав.
— Вы ошибаетесь, милостивый государь, — холодно прервал его Белевич, — мы не можем и даже не имеем права ничего доказывать императору. Мы, как дворяне и офицеры, лишь можем предостеречь его от опрометчивых решений, показав, что иногда ошибается и он. Не более того. Господа, предлагаю выпить за здоровье Его Величества!
— Хозяин, рюмки! — гаркнул Полубой.
Ночь была тихой и звездной. Полубой и Бергер вышли из «Постоялого двора» последними с компанией офицеров пятой эскадры и морских пехотинцев. Офицеры решили продолжить вечер в «Яре», а Касьян и Бергер вышли на бульвар Суворова и присели на скамейку под липами. Липа цвела, и тонкий аромат наполнял ночной воздух.
Вечер прошел достойно — все-таки гости были люди умудренные годами и опытом и не позволили себе никаких излишеств. Застольные песни, исполняемые как а капелла, так и соло, в счет не шли. «Варяга» спели четыре раза.
— Ну как настроение? — спросил Бергер, разминая папиросу.
— Ты знаешь, нормальное настроение, — с удивлением констатировал Полубой, — я думал — тоска загрызет. А после того как как за мое здоровье выпил Александр Дмитриевич Войцеховский, полегчало.
— Ну чтобы тебе стало совсем легко, — Бергер полез в карман, вынул конверт и передал Полубою, — на, читай. Это мне пришло с просьбой передать тебе лично в руки. Тридцать секунд, потом письмо распадется в пыль.
— Всё твои страсти шпионские, — проворчал Полубой.
Он вынул из конверта пластиковый листок, развернул его, и в полутьме аллеи буквы интерлингва засветились зеленоватым светом.
«Добро пожаловать в клуб пенсионеров. Не горюй, дружище, мы еще повоюем!