Правитель Аляски

   — Ума не приложу, Тим, — озабоченно говорил Водсворт, — как же мы на берегу-то проморгали, что корабль дал течь! Теперь нам придётся опять вставать на ремонт. Но с этой течью по левому борту до Ново-Архангельска мы не дотянем. В Калифорнии тоже нет подходящего дока для ремонта корпуса. Единственный выход — идти на Сандвичевы, в Гонолулу. Ветра благоприятствуют нам. За пару недель, Тим, можем добраться до Сандвичевых.

Тараканов выпил ещё рюмку вина и какое-то время молча размышлял.

   — Так, значит, Билл, иного выхода у нас нет? — глянул он на капитана.

   — Иного выхода, Тим, у нас нет, — потупившись, мрачно подтвердил Водсворт.

   — Что ж, тогда пойдём на Сандвичевы.

   — Хорошо, Тим, давай выпьем по последней, и я распоряжусь о смене курса.

Утром все на «Ильмене» уже знали, что корабль сменил курс и вместо северо-запада идёт теперь на юго-запад, к Сандвичевым островам. И матросы и промышленники особого беспокойства по этому поводу не выразили. Их командирам виднее, куда идти, тем более что из охотников никто прежде на Сандвичевых не бывал и вояж туда вносил в их жизнь некоторое разнообразие.

Выйдя на палубу, Тараканов увидел близ ростров, к которым были принайтовлены байдарки алеутов, человек восемь беседующих о чём-то промышленников и алеутов. Он подошёл к ним и, поздоровавшись, пристроился рядом. Все слушали взятого пассажиром в форте Росс промышленника Степана Никифорова, чернобородого мужика лет сорока пяти со шрамом на левой щеке, полученным в стычке с колошами. Никифоров был в числе тех, кто, высадившись в Калифорнии четыре года назад, помогал Кускову строить крепость Росс.

   — ...И вот сказывал мне дядька мой Иван Васильев, который и приохотил меня к промыслам, как выезжали они на байдаре командой в десять человек за этими самыми коровами. Обычно один или двое на корме стояли с железными поколюгами длиной четвертей в пять-шесть. Выбирали одну из стада и тихонько кормой подгребали к ней и кололи поколюгою, норовя промеж передних ног попасть. И тут же надо было со всей силы угребать от неё, потому как начинала она от боли яростно бить ластами по воде, угрожая утопить байдару и людей в ней. И снова подгребали и кололи её поколюгами и носками железными, к коим привязывалась верёвка длиной саженей в пятьдесят. Опосля обессиленную от ран корову подтягивали верёвкой к берегу, разделывали и употребляли в своё пропитание. И оная корова длиной бывала саженей в четыре и более, а весом почти в двести пуд. Передние ноги ей и как ласты служат: ими и ходит по дну, и гребёт. Под передними ногами, сказывал дядька мой, были у неё две титьки махонькие, величиной с курячьи яйца. А уж вкусна та корова была отменно. Мясо её по вкусу телячьему было подобно, а жир не отличить от свиного. И тех коров видели всегда с опущенными в воду мордами, непрестанно жующими водоросли и траву морскую. И поднимали они рыла свои из воды лишь для того, чтоб глотнуть воздуху, и при этом ухали и ржали, как лошади...

   — Так отчего ж прозвали их коровами, а не лошадьми? — с недоумением спросил промышленник Иван Бологое с «Ильменя». Он был здесь единственным, кто вместе с Таракановым содержался когда-то в плену после крушения «Николая» и был выручен шкипером Брауном на бриге «Лидия».

   — Я так полагаю: потому, — рассудительно отвечал Никифоров, — что с титьками они и мясо их вкусом подобно говяжьему.

   — Так кобылы тож с титьками. Коровы ж не ржут, а мычат, а эти, сам говоришь, ржали по-лошадиному».

   — То мне неведомо, почему прозвали их коровами, — признался, почесав в затылке, Никифоров, — но токмо рогов у них, как у коров, точно не было. О том, помню, сам дядьку выспрашивал. И ещё сказывал мне дядька мой Иван Васильев, что на спинах у них, когда они ели, чайки сидеть любили и насекомых из кожи их выклёвывали. По тем чайкам и коров в море нередко находили. И было их у Командорских островов столь великое множество, что дядька мой и товарищи его промышленные никогда недостатка в пище не имели.

   — С кем же промышлял дядька твой? — поинтересовался Бологое.

   — Сначала ходил он со Степаном Глотовым, а опосля примкнул к Ивану Соловьёву.

Услышав имена Глотова и Соловьёва, пятеро слушавших рассказ алеутов молча встали и отошли в сторону. Тараканов, часто общаясь с ними, знал, что упоминаний о промышленниках Глотове и Соловьёве, оставивших по себе плохую память жестокими избиениями туземцев, алеуты не переносили.

   — А чуешь, Иван, уже теплее стало, — как ни в чём не бывало, не заметив, что он оскорбил чувства своих слушателей, сказал Никифоров Бологову. — Скоро на Сандвичевых кости греть будем.

   — Но почему же всё-таки корова, а не морская лошадь? — думая о слышанном, недоумённо пробурчал Бологов.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Остров Оаху,

март 1816 года

Перед отъездом на остров Оаху для обозрения владений, дарованных ему членами королевской семьи, доктор Шеффер вновь встретился с Камеамеа.