Правитель Аляски

Приятное Баранов приберёг до следующей встречи. Решив, на радостях, удивить и позабавить Резанова, Баранов появился перед ним, уже на берегу, в экзотическом облачении — плаще и шлеме из ослепительно ярких перьев тропических птиц. Плащ, завязанный у ворота тесьмой, отливал нежнейшим алым цветом; внизу, по подолу, его окаймляли жёлтые перья; спинная часть была расшита орнаментом, сочетавшим в рисунке из веерообразных фигур красные и жёлтые тона. Спереди наряд достигал Баранову до колен, но сзади был так длинен, что Баранов, дабы не волочить его по полу, попросил слугу алеута придерживать подол на весу. Теми же красными и жёлтыми перьями был расшит и шлем, который насадил на голову решивший пофорсить правитель. Поверху на шлеме тянулся кокетливый жёлтый гребешок. Вид далеко не молодого Баранова в этом роскошном уборе был чрезвычайно смешон, а с пажом-алеутом всё это шаржировало выход на придворный бал высокой царственной особы в платье со шлейфом. Но если отвлечься от комической стороны картины, нельзя было не удержаться от восхищения поистине удивительным произведением искусства, какое являл собой плащ, изготовление которого, конечно же, потребовало многих дней работы опытных мастеров. Словно сказочная жар-птица вдруг горделиво влетела в скромное и даже убогое жильё как вестник счастья из далёкой и бесконечно прекрасной страны.

   — Откуда этот наряд? — изумлённо спросил Резанов.

   — Это, Николай Петрович, — важно ответил Баранов, — личный дар мне короля Сандвичевых островов Камеамеа. В этом уборе он появлялся перед своими подданными по торжественным дням.

   — Похоже, он настоящий атлет, — сделал вывод Резанов: невысокому и умеренного сложения Баранову плащ был явно не по плечу.

   — Так, говорят, и есть, — подтвердил Баранов. — Наряд этот вручил Камеамеа промышленнику нашему Сысою Слободчикову при их встрече на Сандвичевых, специально, мол, для Баранова. Прослышал король от бостонцев о подвигах наших в войне с туземцами и в знак своей поддержки и дружбы сподобил нас этим подарком. На словах передал, что готов торговлю с нами открыть, продукты по нашим нуждам поставлять.

И далее Баранов рассказал, как Сысой Слободчиков, возглавлявший на корабле «О'Кейн» промысловую партию алеутов, поссорился из-за условий и методов промысла с хозяином корабля Уиншипом и, купив за меха на острове Серое у берегов Калифорнии небольшую шхуну «Тамана», отправился на свой страх и риск на Сандвичевы, добился аудиенции у короля и даже догадался привет ему от правителя Русской Америки Баранова передать. Самым же замечательным, на взгляд Баранова, было то, что, когда капитан «Таманы» наотрез отказался плыть с Сандвичевых к северо-западным американским берегам, Слободчиков, плюнув в сердцах на него, отправился в путь самостоятельно, и ничего, без капитана дальний путь благополучно одолел, да ещё и провизию, закупленную там, привёз.

   — По наружности-то мужик он тёмный, да и вправду грамоты не разумеет, но как до настоящего дела дошло, тут он всю русскую смётку и показал, — с каким-то даже восхищением одобрил действия Слободчикова Баранов.

Вторая же хорошая новость, которой он хотел похвастать, хоть и не была связана с экономическими или политическими приобретениями компании, но опять же свидетельствовала об умении и мастеровитости русских мужиков. Зазимовавший в Ново-Архангельске американский торговец Джон Вульф, продавший им «Юнону», показывал письмо от своего капитана, сходившего на обменном «Ермаке» на Сандвичевы острова. Капитан высоко оценил мореходные качества построенного в Русской Америке судна и теперь собирался даже, как сообщил Вульфу, пойти на нём в Манилу или Батавию.

   — Вот тебе и мужики наши лапотные, — с глубоким удовлетворением резюмировал Баранов, — какой кораблик сработали!

Основные вопросы, ради которых Резанов посетил компанейские селения в Америке, были решены, и теперь ему не было никакого расчёта задерживаться здесь хоть на один лишний день. Дождавшись, как только на воду спустили с местной верфи заложенное ещё осенью судно «Авось», Резанов стал готовиться к отплытию на Камчатку. Оттуда предстоял дальний путь к Петербургу.

И вот наступил день отплытия «Юноны» и «Авось», с которыми уходил из Русской Америки камергер Резанов.

   — Крепись, Александр Андреевич, — сказал Резанов, обнимая полюбившегося ему главного правителя. — Дай Бог силы поскорее добраться до столицы, и мы такие дела здесь развернём!

В тот момент Резанов не мог предвидеть, что обширным планам его не дано осуществиться.

Добравшись до Охотска, он, загоняя лошадей, помчался через сибирские просторы на западную оконечность страны. Он очень торопился поскорее исполнить обещания, которые дал Кончите и Баранову. Несколько раз, переправляясь вброд через студёные реки, уже подернутые шугой, рисковал жизнью, рассчитывая, что Бог милует, пронесёт. Не получилось.