Правитель Аляски

Гребцом в маленькой была местная женщина, чрезвычайно словоохотливая и подвижная. Тараторя что-то, она радушным жестом приглашала желающих к себе. Переправить в малой лодке решено было двух женщин и двух мужчин, а именно супругу штурмана Булыгина, штурманского ученика Котельникова и двух алеутов — мужчину и женщину. Булыгин предпочёл остаться пока с основным отрядом, тем более что во вторую, большую лодку село, если не считать двух туземных гребцов, девять промышленников, и потому за безопасность Анны Петровны можно было не беспокоиться.

Но хитроумные лесные жители приготовили им нечто неожиданное. Едва большая лодка достигла середины реки, как гребцы-туземцы вдруг попрыгали в воду, а лодка стала наполняться водой. Причина катастрофы открылась быстро: в днище были просверлены дыры, и туземцы, перед тем как покинуть лодку, незаметно вытащили пробки. Неуправляемую посудину медленно несло к лесному селению, где её уже ждали. На удачу, начался прилив, и лодку, прежде чем она успела затонуть, встречным течением повернуло назад. Тогда воины селения осыпали её градом стрел. И всё же терпящих бедствие прибило к тому месту, где с тревогой наблюдали за происходящим товарищи.

Судьба плывших в маленькой лодке оказалась более плачевной: управлявшая ею ловкая женщина быстро причалила к селению, и в мгновение ока все пассажиры оказались пленниками.

Отряд промышленных подвёл итоги своим потерям: четверо взяты в плен, и среди них госпожа Булыгина. Двое ранены, притом один весьма серьёзно: стрела глубоко вонзилась ему в живот.

К числу пострадавших следовало отнести и штурмана Булыгина. Он проклинал себя, что доверился диким, понадеявшись на их честность, и отпустил жену без надёжной охраны. «Лучше бы это случилось со мной», — причитал он по пути. Ему сочувствовали, но кое-кто, включая Тараканова, думал втайне, что командир отряда не должен так распускаться: беда есть беда, но надо уметь держать свои переживания при себе.

Смертельно поражённый в живот Харитон Собачников стойко выносил боль и просил товарищей оставить его, чтобы не затруднять отрыв от врагов, но они лишь чаще менялись под наскоро сооружёнными носилками.

К ночи Собачников скончался. Была выкопана могила, куда, сказав приличествующие слова, и опустили тело. Над могилой поставили деревянный крест. Жалобный вой Норки огласил настороженную тишину леса.

Следующие несколько дней прошли в скитаниях по лесистым горам. К реке, где их могли поджидать дикие, выходить опасались. Непрестанно шедшие дожди подмочили порох, и теперь новое столкновение с туземцами лишало промышленных преимущества владения огнестрельным оружием.

Лес, по которому они бродили, был в основном хвойным, с преобладанием сосны и ели, в низинах встречались ивы и ясень, но листья с них уже опали. Прошла пора, когда можно было полакомиться ягодами, разлетелись и попрятались таёжные птицы. Лишь однажды мелькнул в отдалении олень, да и тот, почуяв людей, быстро ушёл в чащу. А между тем запасы взятых с собой продуктов кончились. Отряд стал испытывать муки голода. Питались губчатыми наростами с деревьев. Некоторые стали есть кожу, срезанную с камлеек, сшитых из горл сивучей, и лосиных торбасов. Людей уже шатало от постоянного недоедания, избавлялись от лишних вещей.

И всю дорогу хныкавший по жене Булыгин вдруг объявил несуразное: мол, ничего не остаётся, как съесть Норку.

Тяжёлое молчание было ему ответом. Но вскоре зазвучали голоса поддержки:

   — Норка спасала нас, спасёт и мёртвая.

   — Бог простит нас за это. Не самим же подыхать!

   — Ей тоже есть нечего, рано или поздно издохнет.

Кто-то возразил:

   — Дурно это, братцы. Будто своего товарища порешить собираемся.

Тараканов присоединился к супротивному:

   — Как хотите, а у меня её мясо и в горло не полезет.

В конце концов большинством всё же было решено заколоть собаку. Эту незавидную работу выполнил изголодавшийся до спазм в желудке промышленник Касьян Зырянов.

Когда тушка была изжарена на костре и стали делить на всех, Тараканов отказался:

   — Делите без меня, я уж как-нибудь обойдусь.

И тогда нервы у Булыгина окончательно сдали.

   — Братцы! — вскричал он со слезами на глазах. — Господа и товарищи мои промышленные! Вы думаете, мне легко такие решения принимать? Думаете, сердце моё кровью не обливается? Не приходилось мне прежде такие жестокие бедствия испытывать. Потеря супруги и голод разума меня лишают, и управлять вами более я не в силах. Поручаю Тараканову управлять отрядом. Может, он спасёт нас. И обязуюсь сам из послушания его не выходить. А ежели он вам не мил, выбирайте другого из своих товарищей.

Взволнованная речь эта промышленных не удивила, и каждый почти порадовался, что Булыгин сам решил сложить с себя обязанности по командованию отрядом. В неустойчивом и смятенном душевном состоянии роль начальника над другими не вполне была ему по плечу.