Правитель Аляски

Он был доволен лейтенантом, доволен тем, как успешно осуществил тот миссию на Сандвичевы острова. И не Гагемейстер ли первым оценил все выгоды основания русского поселения на тех островах, о чём сообщил и в главное правление, и ещё прежде ему, Баранову? Причём указал, что король Камеамеа отнюдь не будет против такого соседства русских. Тогда же докладывал бравый лейтенант, что, ежели понадобится, можно подкрепить русское поселение силой оружия И не он ли, Баранов, дал аттестацию лейтенанту Гагемейстеру как человеку отличных способностей и знаний, радеющему о пользе компании, не он ли писал властям о том, что за усердие в службе лейтенант достоин более высокого офицерского чина? А ныне его же протеже, и не догадывающийся, поди, кому обязан производством в капитан-лейтенанты, в Ново-Архангельске смотрел на него как на зловредную блоху, посмел упрекнуть в подрыве авторитета компании из-за авантюрных действий на островах доктора Шеффера. И сторонился его во время плавания к Батавии, и теперь знать не хочет, насколько же скверно чувствует себя старый пень Баранов. Хорошо же ты отплатил, капитан, за доброе отношение к тебе.

Да, ошибся он в Гагемейстере, как ошибся и в докторе Шеффере...

28 сентября 1814 года

День, как обычно в этих южных широтах, был жарким, с лёгким пассатным ветром от востока-юго-востока. Ничто, казалось, не предвещало экипажу корабля «Суворов», шедшего под флагом Российско-Американской компании, каких-либо чрезвычайных событий.

Командовал кораблём двадцатишестилетний флотский лейтенант Михаил Лазарев, и столь же молоды были другие офицеры «Суворова», лейтенанты Семён Унковский и Павел Повало-Швейковский. Сознание своей молодости и беспредельности лежащей впереди морской жизненной дороги сообщало их чувствам во время первого для всех кругосветного плавания особую, свойственную лишь этому возрасту остроту. И всё же, несмотря на приподнятый душевный настрой, никто из команды корабля не мог предугадать, какую бурю эмоций предстоит им испытать во время стоянки судна в австралийском порту Джаксон.

Случилось так, что моряки «Суворова» первыми донесли до берегов Новой Голландии весть об успехах союзных войск в войне с Наполеоном и о вступлении императора России Александра в Париж. Столь приятное известие было по приказу генерал-губернатора английской колонии отпраздновано салютом из всех крепостных орудий, и сотни людей, ещё не знавших о прибытии в порт русского судна, высыпали на улицы, торопясь узнать, что происходит, радость возвещают пушки или горе, в честь чего палят, и, узнав, пускались в пляс.

Едва офицеры и матросы «Суворова» сошли на берег, как у них обнаружилось множество новоявленных друзей, не стеснявшихся вопреки молве о холодности англичан бурно изъявить свои чувства к русским морякам: их одобрительно похлопывали по плечам, поздравляли с общей победой и нарасхват тащили в таверны, чтобы от души отметить счастливую весть добрым стаканом рома.

В тот вечер город был освещён ярче обычного: в окнах домов, как на Рождество, выставили зажжённые свечи, звучала бравурная медь военных оркестров, и долго не унималось стихийно начавшееся днём народное гулянье.

Феерическая жизнь началась для русских моряков: званый обед у генерал-губернатора, на следующий день — торжественный приём в военном клубе, и вновь столы ломятся от изысканных яств, вино льётся рекой и провозглашаются бесконечные тосты — за императора Александра, короля Георга, герцога Веллингтона, фельдмаршала Кутузова, Витгенштейна, графа Воронцова, атамана Платова и других полководцев и героев, чьи имена отныне были крепко связаны с победными действиями против тиранившего Европу узурпатора. Желанными гостями были русские моряки и в загородных поместьях, и в домах простых жителей Сиднея.

В такой суматохе немудрено было и растеряться, но капитан «Суворова» и в этой нелёгкой для прозаических дел обстановке не забывал позаботиться о корабле: судно конопатили, красили, меняли такелаж, латали шлюпки, и славно поработавшая часть экипажа на следующий день меняла уставших от развлечений на берегу товарищей, чтобы дать им возможность успокоиться и привести в порядок растрёпанные чувства в благотворном труде на палубах корабля.

В начале сентября корабль покинул гостеприимные берега Новой Голландии, а на двадцать шестой день после выхода из Джаксона в пустынных морских просторах было замечено множество летевших в одном направлении птиц. Внимательно наблюдая за ними, Михаил Лазарев сверился с картой, но на пути следования птиц никакой близкой земли отмечено не было: слева по курсу значились острова Самоа, справа — острова Кука. Тем не менее у Лазарева появилось счастливое предчувствие, что птицы недаром избрали этот маршрут. А вдруг где-то недалеко лежит остров, ещё не известный мореплавателям?

   — Так что, Семён, рискнём? — весело спросил Лазарев своего близкого друга лейтенанта Семёна Унковского.

   — А отчего ж не рискнуть! — так же весело ответил Унковский.