Правитель мертв

Но точно так же нам не чужд и контроль над эмоциями, так что я отбросил досужие мысли в сторону и принялся размышлять о чистом и возвышенном — о бренности всего земного.

А ведь это утверждение ошибочно. Возьмите, к примеру, меня. За всю долгую эволюцию человечества (а это, прямо скажем, немалый отрезок времени), я практически не изменился. Сменялись эпохи, рушились цивилизации, менялись люди, нравы, мораль, религии и все остальное, что является атрибутами становления человечества, а я, каким был, таким и остался.

Нет, конечно, с течением времени я приобрел Жизненный опыт, недоступный смертному, множество раз менял свою внешность, стиль поведения, речь, выбирал всевозможные роли — от бога до нищего, и наоборот, но ни разу не менялся внутренне. И поэтому можно сделать совершенно резонный вывод: все На Земле бренно, кроме меня. Посудите сами — даже После реальной смерти я вернулся на Землю. Правда, в другом статусе, но вернулся же!

Я затянулся, довольный своим открытием. Завышенное самомнение, скажете вы. Ничего подобного объективная реальность, отвечу я. И буду абсолютно прав!

Пыжась от собственной значимости, я взглянул на Дженни, надеясь, что мои самодовольные флюиды ее разбудили и у нее появится возможность наблюдать мое сияющее от счастья лицо. Я жестоко ошибался; Дженни по-прежнему спала, мои флюиды ее абсолютно не беспокоили. Это несколько поколебало мою веру в собственную идеальность, но не совсем разрушило ее.

И тут что-то меня насторожило. Что-то внутри меня вдруг вскрикнуло, и мне стало страшно. Я здорово испугался, поскольку внезапно понял, что все-таки изменился и меняюсь с каждой минутой все больше и больше. Я становился… самодовольнее, что ли?

Это привело меня в ужас. Я задумался о своем новом статусе. Гениальность в стратегии, колоссальные внутренние силы меня, конечно же, радовали… Но стать напыжившимся снобом только из-за смены статуса — такая перспектива совсем не веселила. Что же делать?

Обратного хода нет. Я — Король, и, видимо, положение обязывает. Только теперь мне стало понятно, почему от Королей все время веяло такой самоуверенностью — они не пускали пыль в глаза, они действительно думали, что круче их только горы. Будучи Ферзем, я смеялся над Королями, над их странной и ничем не обоснованной уверенностью в себе. Но теперь, когда сам стал одним из них… Черт возьми, бедные Короли! И я тут же впал в жалость к самому себе. Вообще такие перепады настроения мне несвойственны. В былые времена я никогда так не метался из одного состояния в другое. Возможно, все мои переживания связаны с переходным периодом, нечто вроде того, что происходит с бабочкой: сначала личинка, затем кокон, в котором совершается скрытая трансформация, а потом кокон треснет и — вуаля! — бабочка. Я хихикнул, сравнив себя с бабочкой. Нашел сравнение! Ничего себе!

Посмеявшись над собой, я расслабился. Мир вновь заблестел радужными красками. Самоирония лечит.

Он сидел на краю пропасти, глядя с вершины горы Фикион на долину. Воздух дрожал, пронизанный жаром, исходящим от раскаленных солнцем камней. Он ждал и знал, что дождется. Ра еще не успел подняться к небесному Нилу, как Он услышал сзади мягкую поступь.

— Я ждал тебя, Фикс, — сказал Он не оборачиваясь.

— А я не ждала тебя, незнакомец, — ответил Ему мелодичный женский голос.

Он обернулся. Над Ним стояла Фикс, хищница, с головой и грудью женщины, телом льва и крыльями птицы.

Лицо ее прекрасно, львиное тело с лоснящейся бурой шерстью завораживает своей мощью. Только не совсем уместная для львиного тела грудь, также покрытая шерстью, да слабые на вид крылья, которые в будущем, несомненно, атрофируются, несколько портили ее красоту. Фикс внимательно смотрела на Него, и Он невольно усмехнулся.

— О твоей красоте слагают легенды, Фикс, я рад, что эти легенды не обманывают.

— Довольно льстивых речей, — оборвала его Фикс. — Зачем ты пришел и кто ты?

— Кто я — неважно. Зачем я пришел?.. Поговорить.

— Разве ты не знаешь, что обо мне ходят и другие легенды?

— О да. Я слышал их. Ты хищница и пожираешь всякого, кто осмелится приблизиться к Фикиону. Жители Беотии в ужасе, многие покинули этот край.

— И зная это, ты пришел сюда?

— Да.

— Ты лишился рассудка?

— Напротив, мой рассудок при мне. Именно поэтому я здесь.

— Ты говоришь загадками, незнакомец.

— Загадками? — усмехнулся Он. — Меня забавляет, что ты вдруг вспомнила о загадках.

— Я не понимаю тебя.

Он поднялся. Фикс огромна, и, даже выпрямившись, Ему все равно пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в янтарные глаза хищницы,

— Ты последняя из своего племени, Фикс, — сказал Он. — Самцов уже нет, ты обречена остаться без потомства.

Лицо Фикс исказилось, губы приподнялись, обнажив угрожающего вида клыки. Его это не смутило, и Он продолжал:

— Совсем скоро ты исчезнешь, и о тебе не останется никакой памяти, кроме расплывчатых историй о каком-то неведомом льве, жившем на горе Фикион. Я не могу предложить тебе самца. Я предлагаю тебе другой вариант.

— Вариант? — Фикс повторила незнакомое слово.

— Другой путь, способный даровать тебе вечную людскую память.