Правитель Пустоты. Цветок пустыни (СИ)

Стражники испарились с площади, унеся с собой пострадавшего. Кузнеца мгновенно обступили погорельцы, кто-то похлопывал его по могучей спине, другие лишь качали головами и хмурились.

Ашарх в это время достал из кокона тряпок исхудавшего мальчика, который безостановочно трясся в ознобе. Его белое лицо было искривлено маской страдания. Мужчина поднял на руки свою ношу и понес ее через всю толпу, прямо к рыжему кузнецу, возвышающемуся над людьми как маяк над морскими валами. Лантея незримо ступала рядом. И с каждым их шагом все больше людей поднималось со своих мест, завороженно смотря на бледное тело ребенка.

Откуда-то раздавались неясные шепоты, а потом и крики — мальчика узнали, его окликали по имени, но больной почти не реагировал. Рыжий гигант издалека заметил процессию и двинулся навстречу, ловко перехватив у Аша изувеченное дитя.

— Витим! Сынок Имая! Живой, но весь горит!

— Ножки его изуродованы!

— Бледный совсем! Знахарей покличь!

— Эх, как парнише сказать, что вся семья-то его сгорела?

— Сиротка он теперь. Жаль мальчугана.

— Вот что поганец-жрец натворил! Дитя невинное на всю жизнь калекой сделал!

Толпа вокруг волновалась как живое море. Со всех сторон спешили люди, чтобы посмотреть на выжившего мальчика, коснуться его лба, попричитать. Где-то пробивались к больному старухи-знахарки, кто-то нес котлы с чистой водой, а другие искали одеяла и чистые тряпки. Все погорельцы хотели помочь чудом оставшемуся в живых Витиму.

Ашарх отступил назад сразу же, как его ношу забрали. Он ловко протиснулся обратно к Корице сквозь толпу, ему хотелось оказаться как можно дальше от происходящего, чтобы не пришлось с натянутой улыбкой выслушивать благодарности селян. Лантея же, напротив, суетилась вместе с остальными, иногда ловя на себе вопросительные взгляды.

Именно в этом момент где-то с соседних улочек раздалось лошадиное ржание и послышались суровые выкрики.

— Разойдись!

— Дорогу!

На крохотную центральную площадь, которая и так уже достаточно была заполнена бездомными погорельцами и любопытствующими жителями Зинагара, ворвался крупный конный отряд стражи в кольчугах, вооруженный гораздо серьезнее, чем те несколько солдат, которые изначально противостояли рыжему кузнецу. Из табуна фыркающих вороных коней с хмурыми всадниками гордо выехал верхом на вышколенном жеребце зарамской породы жрец. Это был достаточно молодой мужчина, которого жизнь уже успела наградить круглым брюхом и проредить его светлую бороду. Одет он был в роскошные жреческие одежды, украшенные богатой серебряной вышивкой. Тибост поднял обе руки, унизанные перстнями, вынуждая всех на площади замолкнуть, и начал вещать:

— Мудрейший глава города Вех Кариус и я, верный служитель могучего Залмара, почтили вас великой милостью, жители деревни. Мы великодушно приняли вас в гостеприимном Зинагаре, как истинные верующие позволили вам временно здесь найти приют, окружили заботой и теплотой! Но что же мы получили в ответ? Лишь черную неблагодарность! Вы не только осмелились поднять руку на стража закона, так еще и опорочили служителя Залмара грязной клеветой!

На площади начались волнения, с разных концов послышались недовольные крики толпы.

— Убийца!

— Душегуб!

— Будь ты проклят!

— Жрец — поджигатель! Вздернуть его!

Лицо Тибоста искривилось, он поджал сухие губы и кивнул своим сопровождающим. Всадники начали сдавливать толпу с краев, угрожая затоптать скандирующих погорельцев. Общий шум стал тише, но кое-где начались драки со стражниками.

— Я возмущен до глубины души! Как верующие могут без доказательств и свидетелей пытаться в чем-то обвинять жреца бога, который чист душой и телом, всегда соблюдает Заветы Залмара, добр к верующим и открыт перед истиной! Это гнусно! — прокричал Тибост, прижимая ладонь к груди.

Неожиданно в середине столпотворения началось активное движение. Люди подняли над головами щуплое тело Витима, завернутое лишь в одеяло. Словно великого полководца, бледного юношу несла над площадью волна человеческих рук, пока мальчик не оказался прямо перед глазами жреца. Витим был слаб, лицо его осунулось, на щеках залегли тени, а веснушки теперь выглядели мрачными пятнами. На мгновение одеяло распахнулось, открывая ужасные, наполненные гноем и сукровицей, раны на ногах. Мальчик вытянул вверх руку, в которой была зажата богатая металлическая фляга, украшенная камнями.

— Я видел тебя в деревне в ночь пожара. Ты был пьян и уронил эту флягу. Не твое ли имя на ней, жрец? — парень говорил медленно и негромко, каждое слово давалось ему с трудом, но сразу же подхватывалось толпой.

Тибост побледнел мгновенно, руки его мелко задрожали, но все же он отдал приказ ближайшим охранникам забрать вещь. Когда фляга перекочевала в его ладони, то жрец спрятал добычу в свой карман, и неприятная ухмылка исказила его лицо.