Правитель

Скалистые берега покрывал седой туман. Плотный, как вата. Плотный и очень тяжелый. Я повернул голову и увидел, что Сенчин, набычившись, смотрит куда-то вдаль. На его шее вздулись жилы, словно он, как мифический Атлант, держал на плечах небо. Тяжелое небо Асперанорра. Еще мгновение, и по его подбородку потекла струйка крови.

— Остановись! Жди меня здесь! — попытался сказать я, но опять захлебнулся кашлем. На ладонях была кровь. Видимо, ободрал руки, когда цеплялся за ветви деревьев. Соленый вкус крови. — Дальше… Дальше я один…

— Там…

— Что…

— Там корабль. — Сенчин, с огромным трудом поднял дрожащую от напряжения руку и показал в глубину фьорда. Сделал еще несколько шагов, но не выдержал и рухнул на колени как подрубленное дерево. — Корабль…

16

С каждым шагом нам становилось легче. Будто мы разорвали невидимую преграду. Прошли сквозь нее, как клинок сквозь броню — со скрежетом. Хрипя и задыхаясь, но прошли. Добрались до камней, и вдруг преграда исчезла, словно ее никогда и не было. Но и сил, чтобы идти дальше, почти не осталось — ноги предательски дрожали. Того и гляди, сердце выпрыгнет из груди. Оно и сейчас билось у самого горла, как ошалевшая пойманная птица. Перед глазами все плыло. Тяжело дыша, мы опустились на серый песок. Сидели и молчали как немые. Смотрели на открывшееся нашим взорам видение. Слов не было. Да и откуда им взяться, этим словам?

Наконец Олег перевел взгляд на меня.

— Этого не может быть… — тихо сказал он.

— Как видишь — может.

— Но тогда… Тогда это произошло не четыреста лет назад, а гораздо раньше.

— Раньше, — согласился я. — И этому кораблю лет восемьсот, если не больше. То, что мы видим, осталось от первого ордена.

— Самого первого?

— Думаю, что да.

Здесь, в небольшой бухточке узкого фьорда, защищенного от мира неприступными скалами, на берегу стоял старинный корабль.

Окаменевший.

Время сурово обошлось с ним, и носовая часть рассыпалась на мелкие обломки. Корма, хоть и утратила плавные очертания, но и среди этих бугристых изломанных каменных граней угадывались очертания старинного драккара. Голова дракона — носовая фигура, некогда грозившая своим врагам, откололась от судна и лежала чуть поодаль, наполовину занесенная песком.

Да, это был корабль наших предшественников. Корабль, обращенный невероятным по силе заклинанием в обычный гранит. Гранит, на котором можно было разглядеть уцелевшие фрагменты обшивки. Каменные доски с проступающей фактурой дерева. В нескольких местах можно было увидеть круглые камни, напоминающие щиты. Два из них так и остались висеть на борту, превратившись в этот единый и очень страшный монолит.

И камни…

Вокруг этого драккара лежали камни…

Беспорядочно разбросанные… В них проглядывали человеческие фигуры. Лишь у самого борта эти камни-статуи сбивались в одну кучу, будто пытались уберечь свое судно от гибели.

— Я ничего не понимаю, — прошептал Олег. — Кто это мог сделать?!

— Не знаю, но тот, кто это сделал, — сильнее нежити. Гораздо сильнее.

— Но ведь орден всегда выигрывал эти битвы! Ведь так сказано в легендах?!

— Видимо, легенды не упоминают о том, что случалось с рыцарями после этих битв, — ответил я и пожал плечами. — Тем более что одну историю мы уже знаем — четыреста лет тому назад рыцарей нашего ордена отравил король Асперанорра. Кто может рассказать, что произошло с этими?

— Никто…

— Вот именно, — сказал я.

— Кто-то очень сильный. Маг?

— Даже представить себе не могу… Помнишь камни, стоящие у дома Азура?

— Да.

— Он мне рассказывал, что каменные фигуры были найдены на месте битвы ордена с нежитью.

— Значит…

— Значит, — вздохнул я, — они победили, но упустили из вида самого сильного врага. Или часть врагов. Не добили. Потом эта нечисть вернулась, и вот…

— Фьорд превратился в усыпальницу, — подвел итог Сенчин.

— Не совсем, — поморщился я. — Дело в том, что это не усыпальница. Это… Как бы тебе сказать… Это лобное место. Место казни. Мести. Тем, кто осмелился восстать против них.

— Почему?

— Потому что, — тяжело вздохнул я и покачал головой, — души остались в этих камнях… Я чувствую.

— Людские души заперты в граните?

— Да, можно сказать и так.

— Это ужасная смерть.

— Хуже смерти. Это вечные страдания… Так сказал Азур, а ему такие вещи знать по долгу службы положено. Это ведь страшнее, чем похитить душу. Это заточение на века.

Несколько минут мы стояли и смотрели на безжизненные камни, внутри которых были заключены человеческие души. Души тех, кто первым пришел на эту землю по зову чужих богов. Тех, кто первым встал лицом к лицу с нежитью…

Зачем?

Чтобы на земле воцарился мир, и боги, живущие на севере, там, где никогда не заходит солнце, могли вновь взяться за руки. Чтобы этот мир жил. Чтобы рождались дети. Чтобы женщины не проливали слез над могилами сыновей, мужей и отцов. Разве этого мало?

— Идем, — сказал я. — Надо осмотреть здесь все, перед тем как отправимся обратно.