Правители эпохи эллинизма

Затем — лишь несколько дней спустя после триумфа — произошла знаменитая сцена в александрийском гимнасии. На высокой трибуне восседали Антоний и Клеопатра, окруженные своими детьми и пестрой толпой высших государственных сановников, римских офицеров и македонских наместников. Для царицы был воздвигнут золотой троп, трибуна была обита серебром. Взору народа предстали могущественные повелители Востока вместе с их детьми — Цезарион в римской одежде, прочие царевичи в роскошных нарядах восточных властителей. И здесь Антоний сделал последний шаг, который ему еще оставалось сделать: перед всем народом он провозгласил Клеопатру «царицей царей» (basilissa basiléon), а ее детей — царями. Клеопатре было вверено управление Египтом и Ливией, кроме того, осуществление своего рода высшего надзора над своими детьми. Старший из них, Цезарион, был провозглашен соправителем матери, Александру Гелиосу предстояло получить власть над Арменией и Мидией, включая все области к востоку от Евфрата, Клеопатра Селена должна была править Киреной (а это была римская провинция), а Птолемей Филадельф — сопредельными птолемеевскими владениями в Сирии и Финикии вплоть до Киликии. В действительности, однако, все выглядело совсем иначе, ибо ни Антоний, ни Клеопатра не пользовались сколько-нибудь реальным авторитетом в странах Востока и многословные прокламации в александрийском гимнасии не могли скрыть того, что действительной властью они практически не обладали.

Во время этой внешне очень впечатляющей сцены Антоний продолжал играть роль всемогущего патрона Птолемеев. У него была известная слабость к пышным массовым сценам, а население египетской столицы было в восторге от его мужественного облика и повелительных манер. Клеопатра, которая выступала в наряде богини Исиды, стала называться отныне — и притом совершенно официально — Новой Исидой. Таким образом, была преодолела грань между сферой человеческого и сферой божественного: царица уже при жизни была возвеличена до уровня богов. С полным правом заметил по этому поводу Феликс Штеелин: «То, к чему напрасно стремился Цезарь, — достижение греко-римской basileia, т. е. царской власти двойного римско-эллинистического характера, — было теперь осуществлено в эллинистическо-римской форме» Все же Антоний не решился — ив этом он подобен своему великому предшественнику Цезарю — сделать последний, заключительный шаг: нигде мы не найдем даже малейшего указания на то, что Антоний хотел провозгласить себя наравне с Клеопатрой «царем царей»; ему было достаточно в качестве ее патрона иметь в своих руках реальную власть. Но что в конечном счете удержало его от этого? По-видимому, дело заключалось в недостаточной легитимности его положения. Антоний мог быть супругом царицы и ее защитником, но не государем божьей милостью, наделенным особой личной харизмой. Не следует недооценивать этого различия: оно подводит нас к пониманию сокровенных тайн античного единовластия.

Дарения, сделанные в Александрии (34 г. до н. э.), навлекли на Антония большое недовольство в Риме. Действительно, он отрекся от всех римских традиций, среди которых вырос. Он мнил себя новым Александром. Не следует удивляться тому, что в Риме получили хождение самые нелепые слухи. Особенно много поводов к всевозможным злобным высказываниям давали устраивавшиеся при дворе Клеопатры пиры. В этих пиршествах не стыдились якобы принимать участие даже некоторые римляне, как, например, Мунаций Планк, ставший позднее одним из самых близких друзей Августа. В костюме морского старца Главка он будто бы исполнял перед придворным обществом непристойный танец, а когда Клеопатра из чистого озорства поспорила с Антонием, что может за один раз проглотить 10 миллионов сестерциев, тот же Мунаций Планк будто бы принял на себя обязанности третейского судьи. Клеопатра же растворила в уксусе баснословной цены жемчужину и в таком виде проглотила ее, если только сообщения античных источников (в первую очередь Плиний, NH, IX, 119 и сл.) соответствуют действительности. Возможно, однако, что все это лишь вымысел. Равным образом рассказы об аметистовом амулете, будто бы предохранявшем от опьянения, и ночной посуде египетской царицы из чистого золота являются всего лишь измышлениями безудержной фантазии, которым, однако, в Риме верили даже очень серьезные люди, поскольку считали, что в Александрии — этом античном Вавилоне — все было возможно. Особенно старались изобразить, не жалея красок, гаремную жизнь Антония его прежние друзья, переметнувшиеся в противоположный лагерь, такие, как Г. Азиний Поллион и М. Валерий Мессала. Но это относится уже к области пропаганды, которой усердно занимались враги Антония. Они не могли не воспользоваться столь благодатным материалом, чтобы представить Антония грубым ландскнехтом, а Клеопатру — отъявленной колдуньей, полностью покорившей римлянина своими чарами.