Между тем Антоний перенес — примерно в апреле 32 г. до н. э. — свою главную ставку из Эфеса на остров Самос. Здесь, среди избранного общества царей и династов, устремившихся сюда со всего Переднего Востока, от Сирии до Армении, для него началась новая полоса в жизни, отмеченная всякого рода торжествами и празднествами. В главной квартире толпились актеры и музыканты, театральные постановки чередовались с состязаниями во всех видах искусств, и каждый город на подвластной триумвиру территории будто бы должен был предоставить по быку для жертвоприношений. Чужеземные цари состязались друг с другом в подношениях и представлениях; короче говоря, это была пестрая ярмарка, на которой перед всем светом демонстрировались роскошь и могущество Антония. Когда он приблизительно в мае 32 г. переехал в Афины, торжества продолжались и здесь. Перед этим Антоний отпустил обратно в Приену дионисийских технитов, предоставив им многочисленные привилегии. Клеопатра по-своему старалась завоевать благосклонность афинян, которые до нее восхищались Октавией. В знак благодарности царице город издал ряд почетных декретов, а среди депутатов, возложивших эти постановления к ее ногам, находился также Антоний — ведь он тоже обладал правами аттического гражданства.
В отношении Октавии он проявлял теперь полную бесцеремонность, даже жестокость. Он приказал ей оставить его дом в Риме и взять с собой детей; лишь Фульвию, старшему сыну Антония от Фульвии, позволено было остаться в его доме. Вместе с этим распоряжением Антоний переслал ей наконец и письмо о разводе, написанное под давлением Клеопатры (май — июнь 32 г.). Тем самым Антонин порвал последнюю формальную связь, которая еще соединяла его с римской женой. Так, Клеопатра, хотя и поздно, одержала окончательную победу над соперницей, которую она видела в Риме много лет назад.
В Риме же держались того мнения, что Антоний потерял рассудок и стал послушным орудием в руках египетской колдуньи. Он полностью лишился своей волн, важно было лишь то, что признавали правильным советники царицы и ее камеристки Ирада и Хармион. Так, во всяком случае, судил Октавиан. Конечно, это не соответствовало действительности, и Октавиан это хорошо знал, по таким образом он мог убедить тех, кто все еще был предан Антонию, в бессмысленности их действий. Антоний стал пленником египтянки — таково было господствующее мнение в Риме.
Между тем для Антония наступило время позаботиться наконец о стратегическом плане военных действий. Наступать или защищаться — таков был вопрос, который должен был обсудить штаб Антония. Антоний высказался за оборону. При этом, разумеется, было принято во внимание желание Клеопатры. Можно даже предположить, что военный план был обсужден с ней во всех деталях. Принятое решение оказалось крайне неудачным: намеревались защищать невероятно растянутую позицию, простиравшуюся от Кирены до Коркиры. Эта диспозиция требовала перенапряжения сил союзников и, кроме того, противоречила элементарному стратегическому принципу, который Фридрих Великий сформулировал следующим образом: «Кто хочет защищать все, тот не защищает ничего». Главную часть своего флота Антоний сконцентрировал у побережья между островом Коркирой и Акарнанским материком. Здесь находились также 200 кораблей из Египта. Все это должно было помешать вторжению Октавиана; иными словами, исход войны хотели решить на море. Однако Октавиан не доставил своим противникам такого удовольствия. Наоборот, маневрами превосходного полководца М. Випсания Агриппы флот Антония был загнан в Актийский залив; вскоре у него начало иссякать продовольствие, поскольку снабжение огромных людских масс по суше натыкалось на значительные трудности.
В конце концов у Антония остались только две возможности: либо попытаться прорвать блокаду, и тогда основная масса сухопутного войска оказалась бы предоставленной своей судьбе, либо же вместе с сухопутным войском отступить в Среднюю Грецию или Македонию, но в этом случае брошенным на произвол судьбы оказался бы флот. Последнее было невыгодно, поскольку врагу был бы отдан Египет. Ввиду этого в военном совете верх одержало мнение Клеопатры: она высказалась за отвод сухопутного войска и за прорыв флотом морской блокады. Ничто не могло более убедительно доказать, как сильно был привязан Антоний к Клеопатре даже в вопросах стратегии. Однако что он стал бы делать без Клеопатры? Если бы был потерян Египет, то вся структура, созданная им на Переднем Востоке, рухнула бы как карточный домик — с властью Антония на Востоке было бы покопчено раз и навсегда.