Правители Франции XVII-XVIII века

Королевская фамилия вся почти не имела еще оспы (то есть прививки от оспы. — П. Ч.). По сей причине не допускаются к Его Величеству. Все три королевские дочери также не имели, сказывают, оспы, но… почти безвыходно в королевской спальне находятся. Дюк Орлеанский, принц Конде и граф де Ла Марш также бывают часто…»

«Вчерашний день, — сообщал князь Барятинский императрице в реляции от 5 мая 1774 года, — Его Величество находился в великой опасности, ибо высыпавшая оспа стала было внутрь входить, однако способом кардинальных лекарств начала она под вечер вновь наружу выходить, но только частично. В таком опасном состоянии препроводил Его Величество всю ночь по сегодняшнее утро. Почему и начались вновь со вчерашнего вечера сорокочасные молитвы, которые приказал Парижский Архиепископ продолжать девять дней. Сверх того вскрыли сего утра раку святой Женевьевы, покровительницы Парижской. Сие делается только в самых бедственных случаях, чем самым утверждается, что король в немалой находится опасности. Хотя же и слышно, что нынешний день было Его Величеству посвободнее, но как сего вечера вступает он в седьмой день, то все находятся в чрезвычайном страхе о сей ночи. Вся Королевская фамилия в несказанной горести и смущении, наипаче же дофина (Мария-Антуанетта. — П. Ч.) оказывает особливую к Его Величеству горячность даже до того, что сама она выходит в сад к собирающемуся пред Версальским замком народу и читает записки о состоянии Его Величества, что ей причиняет в народе великую честь и любовь».

Лишь за три дня до смерти старый безбожник внял доводам кардинала де Ла Роша и согласился исповедаться. 9 мая он приобщился Святых Таин. Однако ни вынужденная (скорее всего не искренняя) исповедь, ни заказанные архиепископом Парижским молебны о выздоровлении короля, ни обращение к раке св. Женевьевы не возымели желаемого эффекта.

«О смерти короля вообще ни знатные, ни народ не сожалеют…», — сообщал в Петербург князь Барятинский 12 мая 1774 года. Спустя две недели в другой депеше русский посланник выразился еще более определенно: «О покойном короле говорят много в терминах весьма непристойных и почитают счастием для Франции его кончину».

Екатерина II отозвалась на смерть Людовика XV язвительным замечанием: «Стыдно французскому королю в XVIII столетии умереть от оспы». Сама императрица, так же как и ее сын Павел Петрович, привилась от оспы еще в 1768 году.

Вряд ли кто из французских королей был столь непопулярен у себя на родине, как Людовик XV.

Когда в 1744 году король тяжело заболел, в парижском соборе Нотр-Дам прихожанами было заказано шесть тысяч молебнов о его выздоровлении; в 1757 году, после покушения Дамьена, число заказанных молебнов сократилось до шестисот, то есть в десять раз; к моменту смерти Людовика XV в том же Нотр-Дам лишь три прихожанина по собственной воле заказали молебны об исцелении «возлюбленного» короля.

Современные французские историки более благосклонно, чем их предшественники, оценивают Людовика XV, подчеркивая, что именно на его царствование пришелся расцвет французской культуры эпохи Просвещения. Наверное, данное утверждение не лишено оснований, если вспомнить, что многотомная «Энциклопедия» Дидро и его сподвижников выпускалась именно в правление Людовика XV. Но можно вспомнить и другое — фактическое изгнание из Франции Вольтера, который смог вернуться на родину только после смерти Людовика XV.

Людовик XVI

Свидетели утверждали, что, когда дофину сообщили о смерти короля, он не удержался и вскрикнул, будто ощутив свалившуюся на его голову корону: «О Боже, я самый несчастный человек в мире!»

Присутствовавшие при этом придворные боялись, как бы юноша не разразился плачем. Однако девятнадцатилетний король, каковым в одночасье стал герцог Беррийский, сумел взять себя в руки. «Видно, так было угодно Господу. Он так решил, — смиренно прошептал свежеиспеченный король. — Мне же не остается ничего другого, — уже более твердым голосом продолжал он, — как защищать религию, которая очень нуждается в этом, удалить от себя мошенников и людей, погрязших в пороках, и облегчить участь народа». В этих первых словах, сказанных новым королем, содержался недвусмысленный намек на предстоящие перемены.

В этот же день Людовик XVI уехал в Шуази, словно сбегая из пропитанного смрадом смерти Версаля. Казалось, что зловонный запах распадавшейся плоти, распространявшийся из королевских покоев, отравил все вокруг. Последние дни жизни умиравшего от оспы Людовика XV стали невыносимым кошмаром для королевской семьи, придворных и дворцовой прислуги именно из-за этого смрада, исходившего от распухшего и почерневшего тела короля. От него не спасали ни настежь раскрытые окна Версальского дворца, ни щедро разливавшаяся в помещениях туалетная вода, ни благовония…