Правительница Д'Хары (СИ)

Слезая со взмыленной лошади и отдавая подошедшим имперцам бедное животное, юноша все еще не вполне осознавал, где он был и как попал сюда. Важнее даже был вопрос «как?», ведь, по правде говоря, заблудиться по пути сюда было легко — сначала не суметь выбраться из Народного Дворца, затем заплутать в лесу — и все, дело готово.

Им руководило какое-то звериное чутье, которое напугало своим присутствием даже его самого. Оно подсказывало, куда бежать, как обороняться, как ускользать от погони. Но, добрые духи, этот мысленный проводник был еще страшнее, чем та опасность, которой грозила ему д’харианская расплата. Кровь в его висках бешено стучала, и даже после дождя, заставшего его по пути, ему все равно было невыносимо жарко. Он никак не мог восстановить дыхание, и нечто будто сжало его легкие в своих тисках.

Оказавшись в палатке, Томас мгновенно распорядился, чтобы его не беспокоили какое-то время. Он приехал сюда ровно в том же виде, в котором находился на приеме у Матери-Исповедницы, поэтому не было нужды даже снимать верхней одежды: он лишь распахнул рубаху на груди, охлаждая горящую кожу прикосновением холодного воздуха, и скинул тяжелые сапоги, разминая ноги. Перевязь с его мечом тоже осталась там, в Народном Дворце, поэтому его рука свободно опустилась на бедро, ритмично постукивая пальцами по натруженным мышцам.

Ему необходимо было побыть одному и осознать, что же произошло тогда, во Дворце.

Он, Томас, убил дюжину д’харианских солдат, даже не вступив с ними в бой, а просто воспользовавшись магией. По сути, это было нечестно, даже несправедливо, лишать жизни достойных воинов таким образом.

Он ведь убивал раньше, убивал без особых сожалений, если того требовала его цель. Что изменилось здесь, в Д’Харе? Почему эти смерти настолько повлияли на него?

Он опустился на свою убогую походную постель, обхватывая голову руками и тщетно пытаясь привести мысли в порядок. Шумно выдохнув, словно животное, загнанное в ловушку, и закрыв глаза, он сосредоточился на том, что теперь чувствовал внутри себя — на силе, магии, циркулировавшей по его венам и придававшей ему такую энергию. Ее не было раньше, но теперь он чувствовал себя целостным, будто к нему вернулась давно потерянная его часть. Это с одной стороны завораживало, а с другой — наводило страх, ведь именно этой силой он впервые воспользовался ради простого бегства, ради убийства! Это казалось ему абсолютно противоестественным, будто осквернявшим то нечто, что теперь стало его верным спутником. Он не мог объяснить это, но чувствовал, что подобная сила не должна была служить орудием уничтожения.

Перед его взглядом встал он, белокурый юноша, примерно его возраста, казалось, слишком молодой для роли солдата Первой Когорты, но такой же решительный, как и сам Томас. Решительный скорее всего в силу возраста и юношеского максимализма, а не личностных качеств. Один взмах его, Томаса, руки, одно лишь внутреннее усилие, которое привело его магический дар в действие, и глаза того юноши остекленели, а его тело глухо столкнулось с каменным полом. Один лишь момент, и Томас стал врагом Д’Хары, и этого же мига хватило на смерть человека, который был ничем не хуже него самого.

Он знал, Лорд Рал и Мать-Исповедница никогда не простят убийства своих людей, да и он бы не простил. Он думал о другом: разве его должно было волновать их отношение к нему? Они ведь изначально были врагами, так говорил Сноходец. Так считал сам Томас.

Но он не мог перестать думать о ней, о Кэлен Амнелл — женщине, смерти которой так хотел Джегань. Он ведь тоже должен был желать этого, разве нет? Разве он не должен был возненавидеть ее с первой минуты?

То время, что он провел бессознательным, пока его тело принимало силы, вернувшиеся к нему так внезапно, он слышал многое, чувствовал многое, но словно через пелену тумана. Томас знал, она прикасалась к нему, она беспокоилась за него, и это разрывало его на части.

Что еще больше мучило его, так это Джегань. Сноходец отправил его в Народный Дворец для того, чтобы вернуть его, Томаса, силы, но даже не сказал, каким образом. Еще один вопрос заключался в том, как были связаны силы Томаса и Матери-Исповедницы?

Томас был совершенно потерян и обескуражен впервые с того времени, как он проснулся в лагере Имперского Ордена на подступах к Новому Миру. И то, что он собирался делать дальше, было едва ли не самым тяжелым и опасным.

Завтра он встретится с Ричардом Ралом, и он не был уверен в успехе этой встречи.

***

Церемония была довольно скромной, без посторонних. Дюжина тел д’харианских солдат, одетых в парадную форму, была погребена рядом с их товарищами и предшественниками, в свое время так же ревностно оберегавшими жизнь их Магистра и его семьи.